Она уходит со мной - Алиса Ковалевская

Слоняясь по дому, я рассматривала безликие стены. Никакая это не берлога. Скорее нора без прошлого. Вернулась в спальню и, ругая себя, открыла ящик тумбочки у постели. Внутри нашлись пара туристических буклетов и томик Стругацких.

— «Трудно быть Богом», — прочитала вслух.

Не так уж и трудно на самом-то деле, когда у тебя есть власть и деньги. Вернула книгу на место.

Во втором ящике лежал бумажник. Сперва притрагиваться к нему я не хотела, но не сдержалась. Деньги меня не интересовали. Хотелось понять Германа, что ему нравится, чем он живёт. Пара карточек дорогих магазинов, наличные… Ни одной кредитки. Ни в том бумажнике, который я вытащила из его машины, ни в этом. Это было странно. Хмурясь, я ещё раз просмотрела все отделения. Ничего. Хотела положить в ящик, но тут пальцы наткнулись на что-то… Визитка?

Нет, это была не визитка. Фотография с запечатлённой на ней женщиной лет двадцати пяти и девочкой. Обе темноволосые, кареглазые. Они сидели на полу и смотрели в камеру. На заднем фоне — размытые краски. Ни подписи, ни имён…

Сердце вдруг кольнуло, обожгло. Я поспешила вернуть фотографию на место. Герман сказал, что детей у него нет. Тогда кто это? Племянница? Крестница? Или он соврал мне?

Теряясь в догадках, я обошла спальню. Открыла шкаф и перебрала вешалки. Под ладонями оказался мягкий свитер, и я, вытащив его, как-то само собой уткнулась в ворот. Сделала глубокий вдох и закрыла глаза. Пикнувший телефон привёл меня в чувства.

«Много интересного нашла?», — снова с незнакомого номера. Уже другого. И тон слов, пусть даже напечатанных стандартным шрифтом, тоже другой.

Резко вскинув голову, я попыталась отыскать камеру. Лицо загорелось, уши тоже.

«У тебя красивые ноги», — пришло с того же номера.

Ноги у меня красивые?! Я чуть не зарычала. Осмотрела комнату внимательнее. Ничего! Ничего, чтоб его, но следит же он за мной! Не экстрасенс же он! Да почему же я такая тупица?! Почему сразу не подумала, что такие квартиры всегда находятся под видеонаблюдением?!

«Не забудь про таблетки, Ника», — третье сообщение в мессенджер. И тут до меня дошло, что номера Германа у меня до сих пор не было. Я не знала о нём ничего, он обо мне — всё.

«Слушаю и повинуюсь», — написала в ответ.

«Очень хорошо», — пришло спустя несколько секунд. — «Так и должно быть».

— Сволочь, — прошипела и бросила телефон на кровать.

Я злилась. Сильно. Опять. Но чувства были совсем не такими, как после разговора с Кешей. Совсем. И злость была не такой. Демонстративно я тряхнула головой, провела по волосам ладонью. Ноги у меня, значит, красивые? Остановилась посреди спальни. Обернулась ещё раз и, качнув бёдрами, пошла в ванную, подозревая, что в этот момент губы Германа кривятся в пренебрежительной усмешке.

Из головы не шла фотография. Красивая молодая женщина, прижимающая к себе девочку лет пяти. Видел ли Герман, как я рассматривала её? Если да, почему ничего не написал? И почему он хранит снимок там, где его не видно? Почему сказал, что у него нет детей?

Ужасающая догадка вызвала холодок. Встала, как вкопанная. Я спрашивала, есть ли у него дети. Но что, если вопрос нужно было задавать в прошедшем времени?

Вероника

Мысли о женщине и девочке с найденном в бумажнике снимке не давали мне покоя весь остаток дня. Желание достать фотографию и рассмотреть, не оставляло. Останавливало только видеонаблюдение. И, вроде бы, что нового я могла увидеть? Ничего. Но всё равно было ощущение, что я что-то не заметила, что если присмотрюсь внимательнее, смогу найти ответы.

Ближе к вечеру телефон зазвонил. Ещё не взяв трубку, я знала, кто это. Сразу же сохранила номер и поставила особенную мелодию. Приготовилась к словесной пикировке, но услышала совсем не Германа.

— Добрый вечер, Вероника, — прощебетала в первую секунду показавшаяся незнакомой женщина. — Это мама Миши.

Мама Миши… Только когда фоном зазвучали голоса детей, поняла, с кем разговариваю. Конечно. Мама лучшего друга Платона. Вот же я…

— Здравствуйте, Люба, — прижала телефон плечом.

Хоть Герман и сказал, что сегодня у меня выходной, я решила приготовить к чаю шарлотку. Легко, быстро и вкусно. Не захочет он, хоть брата накормлю.

— Спасибо вам огромное за подарок, — продолжила она. Я пришла в недоумение. Что ещё за подарок?! — Миша пришёл в восторг. Вы представить себе не можете, как давно он мечтал о самокате… — Слушая её, я всё больше хмурилась.

О самокате?! При чём тут я и самокат?! И вообще, при чём тут… И тут я чуть не застонала в голос. Ещё пару недель назад Платон говорил, что у Миши скоро день рождения. Чёрт! Вот же чёрт!

— Я… Я очень рада, что Мишке он понравился.

Единственное логическое объяснение мне не нравилось. Но выглядеть идиоткой и говорить, что я тут вообще не при делах не хотелось. Вишневский, чтоб его! Кто ещё мог сподобиться на такое?!

— Мне так неловко… — Любаня тоже была смущена. — Мы сами такое себе позволить не можем. Поэтому, спасибо вам, Вероника. Вам и Герману.

Я почти что застонала в голос. И тут выскользнувший телефон плюхнулся прямо в кастрюльку с тестом.

— Чёрт, — я хотела поддеть его лопаткой. Но тут непонятно как переключившийся на динамик телефон заговорил голосом Мишкиной мамы.

— Герман сказал, что вы приболели. А мы сегодня как раз хотим небольшой праздник устроить. Ничего такого — родственники и ребята. Вероник, вы же не будете против, если Платон на ночь останется?

— Я даже не знаю… — телефон я всё-таки поддела. Кинула лопатку в раковину и оперлась о столешницу. — Я…

— Не лишай пацана праздника, — от неожиданности я чуть снова не выронила мобильный. Герман усмехался. — Пусть едет к другу.

— Дай мне! — услышала я Платона. — Дай мне Нику! Я сам попрошу!

Понятно. Наступление по всем фронтам. Шансов у меня не было. Да и прав Герман, у Платошки и так мало привычных детских радостей. К чему лишать его ещё и праздника.

— Ладно, — сдалась. — Дай мне Любу.

Обсудив с Мишкиной мамой некоторые моменты. Я сбросила вызов. Желание высказать Герману, что я думаю о его самодеятельности, было слишком велико. Он в своём уме?! Если до этого момента кто-то и не поставил на мне клеймо содержанки богатого залётчика, теперь это неизбежно.

Кинув грязную салфетку в ведро, я попыталась выковырять начавшее засыхать тесто из отверстия для наушников. Бесполезно. С досадой отложила телефон и, оперевшись о раковину руками, склонила голову. Смотрела, как пропитывается водой скомканная салфетка и не могла отделаться от мысли, что угодила в собственную ловушку. Самым смешным было, что действительность не имела ничего общего с правдой. Или… В то, что делает всё это Герман ради забавы или мести, почему-то уже не верилось.