Волк. Стая - Виктория Гетто

— Спокойнее. Молчит?

— Ругается, тварь!

Делаю знак охране. Мгновенно передо мной кладут чурбак, на который притягивают руку пленника. Беру поданный мне молоток, повторяю:

— Имя?

Тот шипит сквозь зубы нечто непроизносимое, и по багровеющему виду Льян видно, что это нецензурно. Тюк!

— Ыыыыы!

Молоток плющит ноготь указательного пальца. Брызгают крошечные капельки крови. Повторяю:

— Имя.

Теперь можно понять. Захлёбываясь, тот торопливо выпаливает:

— Гырк…

Дальше меня не волнует.

— Сколько вас было?

Снова каркает девушка, переводя мой вопрос. Тот снова молчит. Тюк!

— Уууууууууу!!!

Замахиваюсь, но рёсец начинает тарахтеть, словно запись, пущенная по кругу. Льян внимательно слушает, время от времени донося до меня смысл его слов:

— Восемь тысяч воинов. Тысяча конных. Тысяча лучников. Три тысячи — тяжёлая пехота. Остальные — лёгкие воины. В обозе — два требучета…

— Достаточно, Льян. Спроси его, что слышно по поводу других подкреплений мятежникам?

Девушка тарахтит, а я многозначительно поигрываю молотком. Расширившиеся до состояния круглости узкие глазёнки полный таким ужасом, что тот выплёскивается через край. Ответное шипение-рычание, и «специалистка» переводит:

— Готовится большая армия. Он точно не знает, но вроде как даже обещают королевскую гвардию.

Это мне непонятно, и поэтому я переспрашиваю, на этот раз её:

— Что значит, королевская гвардия?

…Что-то девочка сбледнула с личика…

— Мамонты. Боевые мамонты империи.

— Мамонты?!

Переспрашиваю я её, и, дождавшись утвердительного кивка, начинаю смеяться:

— Боги! Да поскорей бы уж! Ха-ха-ха!

Льян с удивлением смотрит на меня, и глаза у неё тоже становятся круглыми от изумления. Наконец, успокаиваюсь:

— Ладно. Всё-всё. А раньше никого не будет? В смысле — противника?

Снова тарахтящее шипение рёсской речи, и я задумываюсь на тем, что попади я в империю, мне бы пришлось куда хуже: даже после единственной попытки произнести полностью имя этого Гырка, у меня зверски заболели связки и запершило в горле.

…- Вроде как должен подойти отряд пехоты. Но небольшой. Всего пять сотен. И это не рёсцы, а фиорийские бароны.

Киваю, что услышал. Ладно. Пора заканчивать.

— Уберите этого, ребята, пока в сторонку. Послушаем остальных…

Выводят другого. Худой, даже болезненно худой, можно сказать, и глаза злые, до безобразия.

— Имя?

Тюк! Молчит. Тюк! Тюк! Ах ты ж, сволочь!

— Поднять его и посадить на пень.

Солдаты переглядываются, но выполняют приказ.

— Льян, ты знаешь, чем отличается мужчина от женщины?

Неожиданно девчонка багровеет, но кивает в знак согласия. Протягиваю руку, разрезаю неприятно пахнущие штаны, высвобождая сморщенный стручок пленного между ног. Затем снова беру молоток:

— Не дойдёт через голову, дойдёт через ноги…

Тюк! Левая тестикула плющится. Непередаваемый звук, напоминающий сглатывание. Потом глаза пленника закатываются под лоб. Сержант смотрит на него, отворачивается:

— Перестарались, сьере капитан. Готов он.

— Думаешь? А вот если я ему добавлю по второму? Оживёт?

— Мертвец?!

— Ну, разумеется, сьере капитан.

— Вот сейчас и проверим…

Замахиваюсь молотком, и тут неожиданно мертвец орёт благим матом на чистейшем фиорийском:

— Не на-а-адо!!

И глазки сразу появляются, и сам оживает. Все смотрят на него, раскрыв рты от изумления, хорошо, что хоть не развязали. Этот рёсец всё сделал идеально. За исключением одного — когда я заикнулся о втором, гхм, яичке, нервы сдали, ресницы дрогнули. Льян настораживается — ни дать, не взять кошка, вздыбившая шерсть. Потом поднимается, смотрит на меня, я киваю, в знак согласия. Девушка рвёт на пленнике халат, обнажая грудь. Там татуировка в виде лапы дракона. Или кто тут водится? Она даже присвистывает от возбуждения, кончик носа бледнеет — чего это она так вдруг так разволновалась.

— Твой клиент, Льян?

— Да, сьере капитан. Точно, мой. Ближний слуга владык.

— Ого! Тогда да. Тебе помочь? Я знаю ещё пару штук. От них даже мертвецы разговаривают. У нас на Островах долгими зимними вечерами делать нечего, вот и придумываем всякие способы…

Цинично улыбаюсь, отмечая при этом, как сереют лицом прочие пленники. Отлично. Зато запираться не станут.

— Ладно, девочка, убирай своего, и давай быстренько покончим с остальными. Договорились?

— Разумеется, сьере капитан…

Полчаса спустя пленников развешивают на ближайшем дереве, и три трупа живописными украшениями свисают с толстых веток. Приказ Императора должен быть выполнен чётко и недвусмысленно. Рёсцев и тушурцев в плен не брать! Даже те, кто сейчас копает огромную могилу, скоро сами упокоятся в ней. Хотя. На мой взгляд, их расстреливать расточительно. На рудниках и копях не хватает рабочих рук. Да и восстанавливать разрушенные города, дороги и мосты тоже кому то нужно… Подать докладную Неукротимому? Впрочем, насчёт пленных будем разговаривать потом, когда чаша весов перевесит на нашу сторону окончательно. А пока они нам — обуза. И есть приказ… А как часто, Сергей, преступления оправдывались приказами? Вспомни историю… И что? Ты — военный. И ты обязан выполнять приказ. Сначала выполнить, потом опротестовать. Ага. Именно что не всегда можно исправить то, что исполнено… Рефлексируешь? Чистоплюем заделался?! Лучше вспомни, через сколько деревень с оградой из черепов ты прошёл по дороге? И сделали это те самые испуганные, покорные пленные! Ну, пусть не они лично, а их соплеменники! Но их товарищи! И те, кого убивали, с кого сдирали кожу, кого насиловали и пытали — они тоже просили пощады! И не получили! Так что, капитан дель Стел, отдавайте приказ, и хватит! Вам ещё разбираться с бумагами и трофеями. А уже темно! И утром — снова марш! До Тираса. Большого города, в котором почти двадцать тысяч обитателей, и где прочные высокие каменные стены, толщиной в метр с лишним. И шесть башен, на которых стоят большие требучеты. А ещё — машикули, две сотни стражников, четыре тысячи ополченцев, плюс дружины местных баронов. Вот и подумай, нужно ли тебе уменьшать свои пять тысяч солдат, чтобы выделять конвой этим плоскомордым!..

— Как закончат закапывать мертвецов — пусть их кончают.

Мёртвым голосом отдаю я распоряжение. Марк, начальник штаба, неожиданно радостно воспринимает распоряжение. Похоже, у всех фиорийцев ненависть к рёсцам в крови. Младший лейтенант довольно кивает и уходит во тьму. Кроме охраны со мной никого. Что же, пора и мне отдохнуть… Поднимаюсь с бревна, неспешно иду по лагерю к своему шатру. Солдаты улыбаются, вскакивают, радостно салютуют. Они счастливы первой победой и тем, что у них нет даже раненых. Пара царапин у самых несчастливых не в счёт — они даже в лазарет не пошли. Захожу в шатёр, поставленный для меня. Устало усаживаюсь на походную кровать. Чувствую я себя мерзко. До жути противно…