Откуда берутся деньги, Карл? Природа богатства и причины бедности - Елена Котова

Из общины за годы реформы вышло меньше половины крестьян, что тоже ставится Столыпину в вину. Надо иметь медный лоб, чтобы полагать, что сознание, которое формировалось в течение двух веков крепостничества и полувека после его отмены, вдруг враз изменилось бы оттого, что крестьянин получил бумажку о собственности на землю. Сознание и сегодняшнего традиционного сектора меняется крайне медленно. И сегодня «мыслящие и образованные» ставят народу в вину его «общинную психологию», не желая понимать, что превращение крестьян в свободных собственников было перечеркнуто революцией, а затем общинное мышление только закреплялось все последующие 70 лет.

Тем не менее к началу Первой мировой войны из общин вышло более 30% крестьян. В центральных частях Европейской России, на ее юге эта цифра превышала 50%. Это уже было качественным изменением и в экономике, и в сознании.

Ставится Столыпину в вину и другая мифическая неудача: дескать, народ страдал от малоземелья, а этот вопрос Столыпин не решил. Между тем средние наделы в России были в полтора-два раза больше, чем в большинстве стран Европы. Не в безземелье было дело, а в почти первобытном земледелии, которое истощало земли за несколько сезонов. Варварская эксплуатация земли, неизбежная при постоянных ее переделах, как раз и создавала видимость нехватки земли. Реформаторы же обеспечивали крестьян агрономами, открывали школы земледелия, стимулировали ссудами применение техники, внедряли кооперативы. В коротком очерке невозможно описать, какого масштаба аграрно-техническую революцию произвела реформа.

Крестьянский банк уже не просто распродавал перезаложенные помещичьи участки, но перед этим проводил на них землеустройство. Когда вполне приличные, цельные наделы стали продаваться крестьянам, тут и произошел перелом в отношении крестьянства к реформе. За 1907-1908 годы поступило более 700 тысяч заявлений о проведении землеустройства. На более крупных наделах можно было разделять землю на пахотную и кормовую, началось быстрое развитие животноводства. Начался невиданный ранее экспорт: в 1910 году Россия стала экспортировать птицу, свинину, молоко и яйца. За годы реформы прирост капитала в деревне превысил 1,5 млрд рублей — немыслимо много для того времени и «того» рубля.

М. А. Давыдов в книге «Двадцать лет до Великой войны: Российская модернизация Витте — Столыпина» скрупулезно, с цифрами в руках показывает, как в каждой из российских губерний менялся севооборот, как по крупицам прививались новые знания, как людей учили обращаться с техникой. Нет возможности пройтись по всем пунктам его исследования, придется ограничиться выводом: «Время делает свое. Казавшееся несбыточной мечтой становится с течением времени осуществимым. Весь материал, брошенный в деревню в виде различного рода агрономических мероприятий (показательные поля, беседы, прокатные пункты), дает солидную работу мысли сельскому обывателю, и эта мысль выбивается… на правильную дорогу; дорога эта — маленькие, но постепенные, упорно проводимые хозяйственные улучшения». «Успехи агрикультуры колоссальны. В течение 4-5 лет произошла магическая метаморфоза»[30].

Есть два вида реформ, которые в корне меняют жизнь обычного человека. Одни просто сменяют старый тип жизни на новый, и человеку остается его только принять, как-то к нему приспособиться. Другой вариант — когда ему предлагается выбор! Человек может продолжать жить как жил, а может попробовать жить совсем иначе.

«Он может выйти из общины, а может остаться в ней, может поддаться на уговоры агронома и купить сеялку или жатку, а может проигнорировать их, может стать членом кооператива, а может думать, что это "баловство"… Но теперь он может устроить жизнь, как хочется ему. Он волен выйти из общины на хутор или отруб, уехать в Сибирь, на шахту в Юзовку или куда угодно, продав землю за нормальные деньги, а не за бесценок "миру"»[31].

Столыпин не разрушил общину. Он дал крестьянину выбор… Почувствуйте разницу, черт возьми!

Низкая производительность труда в общине, помимо прочего, способствовала и чудовищному перенаселению европейской части России. Когда земледелие ведется экстенсивно, а для покупки техники денег нет и быть не может, как не было их у крестьянина-общинника, нужно очень много рабочих рук. Высокая рождаемость, чудовищные жилищные условия, детский труд и огромная смертность. Ни одна культурная нация Европы не вынесла бы такой степени перенаселенности, такой скученности, в которой жила русская деревня. Такое бывало только в самых отсталых аграрных странах, в колониях. К этой мысли мы вернемся в конце книги, так что стоит ее не забыть.

Столыпин взялся за неподъемную задачу — принялся переселять крестьян на восток. Смягчить перенаселенность центра, побудить тем самым крестьян использовать технику и одновременно — соединить рабочие руки, излишние в центральной части, с неосвоенными богатствами колоссальных территорий Сибири. Он продолжал путь, начатый Витте. За 1906-1913 годы было переселено 2,7 млн человек.

Было по-всякому, это правда. Правда и то, что людей перевозили в теплушках, едва пригодных для скота. Правда и то, что строились вагоны с туалетами, в которых полагалось горячее питание, а переселенцев сопровождали врачи. Были и планомерные программы поддержки переселяемых в новых местностях, и были массы «самопереселенцев», которые ехали в Сибирь вообще без поддержки властей, без подъемных — программ было меньше, чем желающих переселиться и начать новое собственное дело на практически неограниченных землях. Были кражи багажа, падеж скота, была и холера на пути в Сибирь. Было всё. Но главное — это было добровольное переселение.

Не пресловутых «слабых» правительство выкачивало в Сибирь, наоборот — туда ехали люди сильные духом, предприимчивые, нацеленные на создание своего сельскохозяйственного дела с новым размахом, на качественно более высокой технической и агрономической базе. Это было лучшее приобретение Сибири.

В местах переселения наряду с обычными наделами стали выделять и крупные, специально предназначенные для животноводства. У железнодорожных станций строили торгово-промышленные поселки и поселки городского типа. Наконец, в общий передел земли, предназначенной для переселенцев, стали вовлекаться и казенные, государственные земли. Обширные (!) по сравнению со среднеевропейскими крестьянские хозяйства стали применять намного более современную технику, вплоть до тракторов.

Внутренний рынок страны расширялся быстрыми темпами, новые районы богатели, из них шел дополнительный спрос на промышленные товары центра. Труд переселенцев на новых местах был намного производительнее, общественное богатство приумножалось, достаток рос быстрее. Многие историки называют тот процесс колонизацией Сибири. Неправда! В ходе переселенческой реформы Сибирь не была ограблена — наоборот, она прирастала новым экономическим потенциалом. Это была интеграция европейской и азиатской частей России.