Откуда берутся деньги, Карл? Природа богатства и причины бедности - Елена Котова

К этим фамилиям можно добавить еще несколько десятков, самые яркие выбрать трудно. Важно другое: крупными промышленниками становились отнюдь не сливки российской знати. Та витала в эмпиреях прошлого, видела себя помещиками, которым на роду написано, что крестьяне всегда будут обеспечивать им привычный доход. В общественных отношениях и к концу периода реформ Витте — Столыпина царила несвобода. Но предприимчивых людей всегда немало, и уже в тогдашней России они выискивали любую возможность, чтобы сколотить собственное, пусть и маленькое, дело, влезть в торговлю, в посредничество, заняться чем угодно, а главное — самим устраивать свою жизнь и находить свой путь к деньгам.

Маркс подчеркивал, что его формула товарного обмена «товар — деньги — товар» — абстракция. Она помогает понять превращение денег в капитал, когда на деньги покупается особый товар — рабочая сила, дающая капиталу прибавочную стоимость. В реальной истории Запада капитал редко развивался таким путем — долго, жизни может не хватить. Капитал там возникал прежде всего в процессе, который Маркс назвал «первоначальное накопление». Самый известный пример — массовый сгон крестьян с земли в Англии XVII века. Их земли превращали в крупные пастбища для овец, и капитал рос как на дрожжах на производстве и торговле шерстью. Огромная же масса крестьян, у которых отняли землю, становилась пролетариатом.

А вот в России формула «товар — деньги — товар» была не такой уж абстракций. В стране не прошла буржуазная революция, никто не расчистил капиталу дорогу. И крестьян никто с земли не сгонял, наоборот, вязали по рукам и ногам сначала крепостничеством, потом общиной.

Казалось бы, откуда же взяться капиталу? А вот взялся, как ни странно! Наверняка были и помещики, которые не хотели жить, перезакладывая имения, беднея и беспомощно тоскуя, как чеховские сестры, — «в Москву, в Москву!..» — а впрягались в работу, принимаясь за совершенно новое для себя дело. Но что-то история о таких случаях умалчивает — буквально раз-два, да и обчелся. Зато крестьяне, которые не хотели прозябать, цепляясь за землю, мещане, стремившиеся к достатку, шли именно тем медленным путем, буквально по формуле «товар — деньги — товар», по крупицам складывая свое дело. Выгрызали зубами право на него, не загадывая, хватит им на это жизни или не хватит. Как же велика тяга человека к осмысленному труду, собственности и деньгам!

Еще в дореформенную пору инициативные крестьяне, работая на своих хозяев, через подставных лиц вкладывали деньги в прибыльные дела. Сколотив капиталец, покупали вольную и затем приобретали лавки, мастерские, а некоторые — сразу мелкие фабрики. Начало крупным и знаменитым предпринимательским династиям — Алексеевых, Рябушинских, Крестовниковых, Солдатенковых, Морозовых, Демидовых, Прохоровых — положили именно выходцы из крестьян.

Лучше, чем Федор Шаляпин, этот путь не описать: «Российский мужичок, вырвавшись из деревни смолоду, начинает сколачивать свое благополучие будущего купца или промышленника в самой Москве. Он торгует сбитнем на Хитровом рынке, продает пирожки на лотках, льет конопляное масло на гречишники, весело выкрикивает свой товаришко и косым глазком хитро наблюдает за стежками жизни, как и что зашито и что к чему пришито. Неказиста жизнь для него. Он сам зачастую ночует с бродягами на том же Хитровом рынке или на Пресне, он ест требуху в дешевом трактире, вприкусочку пьет чаек с черным хлебом. Мерзнет, холодает, но всегда весел, не ропщет и надеется на будущее. Его не смущает, каким товаром ему приходится торговать… Сегодня иконами, завтра чулками, послезавтра янтарем, а то и книжечками. Таким образом он делается экономистом. А там, гляди, у него уже и лавочка или заводик. А потом, поди, он уже 1-й гильдии купец. Подождите — его старший сынок первый покупает Гогенов, Пикассо, первый везет в Москву Матисса…»[36]

Легендарный фабрикант и промышленник Савва Тимофеевич Морозов родился в именитой купеческой семье. Но семья не сразу стала купеческой. Предок и тезка Саввы Тимофеевича — крепостной крестьянин Савва Васильевич — в начале XIX века сам делал шелковые кружева и ленты для собственных бар и соседей-дворян Владимирской губернии. Сам работал на единственном станке и сам пешком ходил в Москву! За 100 верст! Кто из сегодняшних ноющих молодых, протирающих штаны в бюджетных конторах, способен на подобное? В конторах вам точно не понять, откуда берутся деньги…

В Москве первый Морозов продавал свои изделия скупщикам, с годами сумел купить в придачу к шелкоткацкому станку еще суконный и хлопковый. Во время войны с Наполеоном он уже так раскрутился, что поставлял сукно для нужд армии. При этом оставался крепостным и платил оброк своему барину. И только годами позже за 17 тысяч рублей — совершенно немереные по тем временам деньги — он сумел получить вольную от дворян Рюминых и был зачислен в московские купцы первой гильдии.

Дожив до глубокой старости, Савва Васильевич так и не одолел грамоты, но это не мешало ему вести дела. Своим сыновьям он завещал четыре крупные фабрики, объединенные названием «Никольская мануфактура». Старик позаботился устроить потомков даже на том свете: рядом с его могилой на Рогожском кладбище стоит белокаменный старообрядческий крест с надписью, потускневшей от времени: «При сем кресте полагается род купца первой гильдии Саввы Васильевича Морозова». Сегодня там лежат четыре поколения Морозовых.

Было бы неудивительно, если бы бывшие крепостные и их потомки, которые уже выросли в достатке, развивали относительно более простые формы капитала — торговали бы, наживая свой купеческий капитал. Или производили бы то, что попроще, — варенье и сладости, как семья Абрикосовых, или текстиль, как Морозовы и Прохоровы. Но поразительно, что они никогда не останавливались на достигнутом. Еще более поразительно то, что развивали они свои империи не благодаря реформам, которые сегодня мы назвали бы прокапиталистическими, а вопреки все еще прочным барьерам на своем пути и непосильной, казалось бы, конкуренции с казенными заводами. Да еще расширяли свою деятельность на всё новые сферы. Тем самым они постоянно доказывали на практике, что частный капитал, приложенный с умом, эффективнее государственного.

Прохоровы на базе «Трехгорной мануфактуры» создали сначала химическую лабораторию, а потом начали выпускать и искусственную пряжу. Красильщиковы, также начавшие с выпуска тканей, сначала постепенно перевели прядение на английские импортные станки, затем начали производить отечественные ткацкие станки, а один из последних отпрысков их династии, Петр Красильщиков, уже в советское время стал авиаконструктором, проектировал самолеты и сделал фантастическое количество открытий в области аэродинамики.

Зачем русским купцам, бывшим крепостным, пусть даже выбившимся на самый верх, нужно было это постоянное развитие? Понятно, что уже далеко не только ради денег. Ради страны?

Прежде всего потому, что, когда человек видит, сколько он может сделать своими руками, приложив мозги и труд, сумев организовать других, он уже не в силах остановиться. Развитие собственного производства требует, чтобы под боком были и хранилища, и железные дороги, и пароходы для перевозки грузов. Потому-то русские промышленники и осваивали все новые и новые сферы производства, принимаясь за их модернизацию.