Образ Беатриче - Чарльз Уолтер Уильямс

Любовь во всем сопровождал разум. Нежелание пользоваться разумом делает человека зверем. Если Любовь не сопровождается разумом, в человеке начинает расти звериное начало. Влюбленный разум — это лишь часть универсального разума, точно так же, как Беатриче — это только один из возможных образов истинной философии. Когда в «Новой жизни» (XXXV) Данте, оплакивая смерть Беатриче, встречает Даму Окна, он говорит: «Не может быть, чтобы с этой сострадательной дамой не находился бы благороднейший Амор», намеренно подчеркивая близость сострадания и благородства, как неотъемлемой части разума. Но в «Новой жизни» знание о том, что обусловлено верой и послушанием, исходило не от самой Беатриче, а от Истинного света, передаваемого через нее. «Новая жизнь» не поднимается до высот философского обсуждения имперской власти, а говорит всего лишь об авторитете сострадательной и благородной донны. Уже здесь мы имеем четыре формы власти: реально живущей дамы, аллегории философии, моральности имперской власти и богословского понятия Бога. Речь пока не идет о папской власти, поскольку Данте еще не готов всерьез обсуждать ее, и поскольку в это время еще не был решен вопрос о том, следует ли относить эту власть к третьему или четвертому типу. В этом и состояло разногласие гвельфов и гибеллинов, оно-то и влияло на состояние сознания Данте. Ибо, если папская власть всего лишь «моральна», то она относится к императорскому типу, а если вопрос о ее легитимности лежит в плоскости богословия, ее уровень выше. Об этом можно спорить, но факт существования Беатриче неоспорим.

Влияние встречи с Беатриче вновь проявляется, когда Данте продолжает цитировать святого Фому в том месте, где он говорит о том, что истинный разум правильно понимает «отношение одной вещи к другой», а умение правильно разбираться в этих отношениях приводит к благоговению. Подобный вывод вполне мог бы стать эпиграфом к «Новой жизни», хотя, возможно, сделан он был уже после написания книги, и образ Дамы Окна стал более понятен в интеллектуальном плане. Полемизируя с Императором Рудольфом Швабским, Данте использует два термина «discrezione» — «осмотрительность» и «reverenza» — «уважение», и пусть не покажется странным, что он так усердно пытается опровергнуть простое высказывание Императора. Мы знаем, насколько серьезно Данте относился к власти, для него важно было прежде всего то, как проявляется эта власть. Явление Беатриче сделало власть зримой и в то же время подвигло его на серьезное исследование природы власти. Его интересовал не столько конфликт между разными формами власти, сколько формы проявления одного органа власти (обусловленного «доверием и послушанием»). Мы привыкли думать о «властях» как о постоянно конфликтующих силах, но для Данте все обстояло иначе. Он утверждает единство стиха, объединяющего в себе различные смыслы, единство смиренной скромности Беатриче, порожденное куртуазностью, единство доктрины щедрости, без которой немыслимо органическое единство власти.

Нет смысла следовать за Данте в ходе долгих дискуссий, в которых он доказывает, что ни богатство, ни высокое происхождение не являются причиной истинного благородства; позже мы еще вернемся к этому. В шестнадцатой главе трактата он говорит, что мы должны думать о благородстве как о «совершенстве человеческой натуры», и судить о нем по его плодам. Каковы же эти плоды? По Аристотелю их одиннадцать:

(1) Мужество — это середина между безрассудной отвагой и трусостью.

(2) Благоразумие — это середина между распущенностью и тем, что можно было бы назвать «бесчувственностью» (в отношении к удовольствиям, связанным с чувством осязания и вкуса).

(3) Щедрость — это середина между мотовством и скупостью.

(4) Величавость — это середина между спесью и приниженностью.

(5) Великодушие, которое смягчает и приобретает честь и репутацию.

(6) Честолюбие — которое строит наши отношения к почестям этого мира.

(7) Ровность — это середина между гневностью и «безгневливостью».

(8) Правдивость — это середина между хвастовством и притворством.

(9) Любезность — которая позволяет нам точнее оценивать себя.

(10) Приятность — которая освобождает нас от поиска легких развлечений.

(11) Справедливость, которая заставляет нас любить и практиковать непосредственность во всем.

Эти одиннадцать достоинств щедрости часто проявляются в ответ на вызов женщин, они и составляют «доблесть» мужчины. Беатриче поощряет их проявление сознательно или неосознанно, они ей нравятся. Достоинства мужчины становятся особенно приятны женщине, если проявляются по отношению к ней. Итальянский язык, как никакой другой, способен выразить множество оттенков интимного и изысканного, и в этом смысле превосходит английский. Слова Беатриче, обращенные к Вергилию: «Мой друг, который счастью не был другом» отчетливо говорят об их особых отношениях даже на небесах. Вышняя помощь, оказываемая Беатриче своему другу, требует истинной щедрости, мужества, умения не только отдавать, но и принимать дары, великодушия, любезности и справедливости — все это входит в понятие любви на Пути утверждения образов. Этот перечень можно назвать пособием для того, кто испытал романтическую любовь. Все это Данте называет моральными достоинствами активной жизни, и так оно и есть, поскольку двое влюбленных ведут активную жизнь по отношению друг к другу, и их взаимная обязанность заключается в том, чтобы убедиться, что их достоинства и утехи адекватны.

Перечень достоинств предназначен не только для Беатриче. Он продиктован Любовью («Когда любовью я дышу, // То я внимателен; ей только надо // Мне подсказать слова, и я пишу»[65]), а также Аристотелем. В перечне различаются четыре значения: одно значение предназначено Беатриче, второе восходит к Аристотелю, третье имеет имперский смысл, а четвертое характеризует святость. Перечисленные добродетели по мысли Данте должны быть присущи любому разумному существу, будь то лицо гражданское или духовное. Эти одиннадцать нот звучат и в Вергилии, и в донне, они же есть существо Святой Марии и даже Христа. Поэтому они равно относятся и к граду земному, и к Граду Небесному. Влияние Беатриче на Данте состоит в том, чтобы пробудить его «доблесть» и благородство; эти добродетели необходимы для формирования града земного по типу Града Небесного. Город тогда будет благороден, когда природа его станет совершенной. Эта природа, кстати, описана в разделе трактата, который лучше процитировать, как из-за его актуальности здесь, так и потому, что он содержит поэтический образ, который впоследствии стал одним из самых известных у Данте. Он говорил, что понятие дворянства следует трактовать более широко, оно является более фундаментальным, чем конкретные добродетели, поскольку охватывает их все. Он продолжает: «Конечно, благородство всюду, где добродетель, но добродетель вовсе не всюду, где благородство; пользуясь прекрасным и подходящим сравнением, скажу, что поистине благородство есть небо, в котором сияют многие и различные звезды. В благородстве же сияют интеллектуальные и нравственные добродетели; в нем сияют добрые склонности,