Пылкий любовник - Сандра Мэй

– Нет, еще один раз старый Дженкинс побрил ее своей бритвой наголо. Она еще маленькая была, а на пастбищах подхватила... насекомых.

– Господи! Бедная Мю!

– Ну идите. Значит, так: у Салли в угловой лавке хорошая обувь, она ездит за ней в Даллас. Мэри торгует всякой парфюмерией и чулками-колготками. Белье и платье в магазине Сэма Коула, на Тенистой, Мю знает, где это. Там же и парикмахерская.

– А мороженое?

– А мороженое вы придете есть к нам. Я сама его делаю. Милли с меня шкуру спустит, если я вас упущу. Она совсем с ума сошла, впрочем, это неудивительно. Свадьба через неделю.

Морин нахмурилась. Неужели Билл будет настолько упрям, что не приедет на свадьбу друга?

Миссис Риджбек пытливо взглянула на девушку, но говорить ничего не стала. Успеется...

Поздним вечером в своей комнате на втором этаже дома Мюриель Смит разложила на кровати свои новые богатства и уселась перед кроватью на стульчик. В синих глазах девочки горело восхищение, свойственное всем представительницам Евиного рода при виде вещей, которые любой мужчина назовет по меньшей мере непрактичными. Впрочем, подобные мысли не могли занимать в эту минуту Мюриель Смит.

Тонкие, почти прозрачные чулочки с настоящими подвязками, украшенными ягодами вишен. Лакированные туфельки из мягкой кожи, на небольшом, но очень изящном каблучке. Набор разноцветных трусиков в пластиковом пакетике. Нижняя рубашка, отделанная кружевами. Ночная сорочка, бледно-голубая, воздушная, с рукавами-фонариками. Мягкая стеганая косметичка, в которой лежали гигиеническая помада с блеском, пахнущая апельсином, настоящая пудра в крошечной круглой коробочке, пуховка, расческа, набор заколок со звездочками, полумесяцами и колокольчиками, несколько разноцветных резинок для волос и НАСТОЯЩИЕ ТЕНИ ДЛЯ ГЛАЗ, ГОЛУБЕНЬКИЕ...

Отдельно, на подушке, лежало Платье.

Кремовое платье с лифом и сильно расклешенной пышной юбкой. Ворот и рукава украшали французские кружева, поясом служила длинная лента из золотистой парчи, которую можно было обернуть вокруг тоненькой талии несколько раз или завязать пышным бантом. Юбка сильно топорщилась, потому что под ней располагался пенный каскад нижних юбок, хрустящих крахмалом. К платью прилагалась крошечная сумочка на тонкой золотой цепочке, сделанная из той же парчи, что и пояс.

Мюриель Смит сидела тихо-тихо. Отчасти потому, что она по-прежнему презирала девчонок, которые по любому поводу визжат, сюсюкают и ведут себя, как обезьяны в зверинце. Отчасти же – потому что весь сегодняшний день она старалась не особенно вертеть головой.

В парикмахерской ее золотистые кудри были, пожалуй, впервые в жизни тщательнейшим образом расчесаны, потом вымыты каким-то душистым шампунем, сбрызнуты еще более душистой жидкостью, а потом парикмахерша в синем халатике с огромным вырезом принялась размахивать над головой немного струсившей Мю аж тремя видами ножниц – простыми, какими-то зубчатыми и еще одними, которые резали не по прямой, а по ломаной линии.

По окончании работы – во время нее Мю сидела, зажмурившись, – парикмахерша с неподдельным восторгом заметила, что такие волосы – дар небес. Действительно, хотя на полу и выросла целая копна остриженных волос, на голове у Мю их тоже не убавилось. Только теперь кудряшки не торчали, как попало, а настоящим золотым каскадом ниспадали на плечи и спину, задорно колыхались на лбу и совершенно ровно лежали на висках.

В доме Риджбеков Мю произвела фурор, хотя они даже не знали про платье, глупые люди! Девочка все время думала о своей прическе, поэтому на вопросы отвечала вежливо, но кратко и не всегда уместно. По дороге домой Мю в кои веки не пришпоривала Барона, а ехала едва ли не шагом – все из-за драгоценной прически.

Теперь она сидела и рассматривала свои сокровища, тихая и вся какая-то светящаяся изнутри. Потом встала, посмотрела в окно, выходившее прямо на бескрайние просторы прерии, и тихо прошептала:

– Мамочка, ты ведь не сердишься? Ты навсегда останешься моей мамой, а Морин. Морин – мой друг. Можно, я приведу ее на Холм? Ты сможешь получше ее рассмотреть. Она очень, очень, очень хорошая, правда. И знаешь, мама, мне кажется, что па тоже так думает. Ты уж скажи ему, чтобы он перестал дуться и возвращался поскорее, потому что свадьба Фрэнка через шесть дней. Я тебя очень люблю, мамочка...

Над прерией в бархатно-черном небе качалась, улыбаясь, одна-единственная звезда. Мю послала ей воздушный поцелуй, потом аккуратно убрала платье и остальные богатства с постели – и через пять минут уже спала.

За пятьдесят миль от ранчо «Соколиное Перо» на ту же самую звезду смотрел Билл Смит. Он лежал на войлочной подстилке, закинув босые ноги на седло Санты, которая наслаждалась невдалеке заслуженной свободой, и думал.

Он думал каждую ночь, потому что спать не мог. Во сне приходила Морин, и он стонал и скрипел зубами так, что старый Дженкинс уже пару раз запускал в него сапогом. Всего на стоянке ночевало человек десять ковбоев с окрестных ранчо, и сегодня все они решительно заявили Биллу, что придушат его подушкой, ежели он не прекратит выяснять по ночам отношения со своими бабами.

Он понятия не имел, что болтал во сне, но лицо Морин помнил отчетливо, а вот образ Мэри Лу, наоборот, как-то затуманился, словно уплывая от Билла по невидимой реке все дальше и дальше. Билл не хотел этого, боялся, злился, звал Мэри Лу, потом опять Морин, а потом появлялась Мю и отчаянно махала ему руками, и тогда он начинал звать ее тоже... В общем, не ночи, а китайские пытки. Сегодня днем он уже клевал носом в седле, и только незлобивый и неспешный характер Санты спас его от неминуемого и позорного падения на каменистую землю.

Билл душераздирающе вздохнул. Как они там? Справляются ли? Может, он зря в то утро все рассказал Мю? Это вышло сгоряча, и уже часом позже, погоняя Санту, Билл начал всерьез опасаться, что его дочурка из чистой солидарности с отцом ускачет следом. К счастью, этого не произошло. Пока.

Что, если они там вдрызг разругались? Морин с Мю не справится – и даже уехать с ранчо не сможет.

Зря они все это затеяли. Обошлось бы как-нибудь. Теперь все запуталось, закружилось, ко всем неприятностям с дочерью прибавились еще и его личные переживания, хоть это и стыдно...

– Почему стыдно-то, Билли?

Силуэт женщины был немного зыбким, туманным, но Билл ни на секунду не сомневался, кто перед ним.

– Привет, милая. Стыдно... потому что я – взрослый мужик.

– Вот именно поэтому ничего в этом такого нет. Будь ты старцем, вроде Дженкинса... да и тот позволяет себе иногда, сам знаешь. А ты молодой.

– Мэри Лу, я люблю тебя.

– Ты меня любил, Билли. Ты был мне хорошим мужем. И стал замечательным отцом нашей дочери. Но меня больше нет – а вы с Мю есть. И эта девушка – есть.

– Ты мне это говоришь?!

– Я ничего не могу тебе говорить, я тебе снюсь. Но я люблю тебя и Мю и желаю вам счастья. Не терзай себя, Билли. Все будет по-прежнему – и немножко лучше. На холме будет лежать белый камень, и Мю будет приходить туда, а ты – махать мне шляпой по дороге на пастбище. И мне будет спокойно, потому что вы будете счастливы.