Твой навсегда - Шеннон Маккена

Саймон был взбешен ее словами. Он обхватил ее запястье и притянул обратно к себе.

– Со мной это не было бы наспех, – сказал он. – Это было бы самое длинное, самое страстное кувыркание, которое ты когда-либо знала.

– Не надо. Это не в моем характере. Извини, что я… ввела тебя в искушение. Мне не нужно было спускаться вниз. Я не должна была выходить на крыльцо. Не должна была соглашаться на эту поездку на мотоцикле…

– Ты не должна была пускать меня в свой дом, Эл.

Ее молчание было выражением согласия.

– Извини, – прошептала она снова.

Саймон отпустил ее руку.

– Не надо извиняться. Я проявил излишний энтузиазм. Я вел себя как глупец. – Он сорвал с рукоятки шлем, надел его на голову и нажал педаль стартера.

– Куда ты собираешься? – спросила Эллен.

– Какая тебе забота? Твоя кровать полностью укомплектована, детка.

Она вздрогнула от его острого как нож тона.

– Саймон…

– Я получил сигнал, – сказал он. – Не тревожься, Эл. Запиши это на счет полной луны.

Мотоцикл развернулся на дорожке и, набрав скорость, вылетел на шоссе.

Саймон чувствовал себя последним негодяем. Он так резко обошелся с ней. Поверг ее в смятение. Сделал несчастной. Заставил плакать. Презренный эгоист. Даже не стал утруждать себя пресловутой беседой по поводу свободы от обязательств, как он делал это со всеми женщинами. Ответ был заведомо известен. Эл сказала бы ему, чтобы он сунул свое кредо в одно место. Разумеется, она облекла бы это в самую изящную форму, но суть приговора осталась бы неизменной.

Ничего удивительного, мелькнуло где-то на задворках сознания. В самом деле, согласился Саймон. Он пробыл здесь только шесть часов, а уже успел ввязаться в драку и довел Эл до слез. Неприятности преследовали его всю жизнь. Не зря мать в шутку сравнивала его с фальшивой монетой. Тогда это был первый знак.

Гас тоже никогда не давал забыть об этом. Если Саймон находился в комнате, где было что-то бьющееся, эта вещь обязательно падала, независимо от того, пройдет он мимо или нет. Стоило ему появиться около часов, как они по необъяснимой причине переставали ходить. Взрывающиеся предметы, разбивающиеся автомобили, непроизвольные возгорания – все это возникало, когда он находился поблизости. Даже если он не поднимал головы. Если где-то просыпался вулкан и накрывал три штата удушающим облаком с тоннами пепла, Саймон был убежден, что это его вина.

И его не удивляло, когда Гас входил в пьяный раж. Он был отчаявшийся несчастный подросток – да, но не удивленный.

После побега из Ларю он воображал, что в каком-нибудь неизвестном месте его способность приносить несчастье будет не так заметна. Поэтому он стремился в большие города, где в общем хаосе эта вероятность была меньше. По той же причине он примкнул к морякам, что было даже лучше. Там люди нередко оказывались в настолько тяжелых ситуациях, что на их фоне его собственное невезение почти нивелировалось. За время пребывания в горячих точках он освоил прекрасную профессию. Войны, государственные перевороты и природные катаклизмы, за которыми он неотступно и энергично следовал, не имели шанса докучать ему в ответ.

Саймон никогда не задерживался на одном месте настолько долго, чтобы дождаться обвинения в причинении ущерба чьей-то собственности, сердцу или жизни. Пока ты охотишься за опасностью или катастрофой, ни опасность, ни катастрофа не настигнут тебя самого.

Этим эмпирическим путем он обрел свое собственное странное равновесие. Он играл с огнем, зная, что если его уронить, пламя может перекинуться на него. Когда он увидел Эллен на кухне, его кровь в ту же секунду бросилась из мозга в нижнюю часть тела. Огонь выскользнул на свободу.

Теперь это был уже только вопрос времени.

Сердце Рея забилось в сладостном предвкушении. Все были мертвы, за исключением двух раненых вьетконговцев, распростертых у его ног,– старика и юной девушки. Все вокруг выгорело дотла. Пламя оставило после себя дым и смрад. Этот бездарный пилот несущим винтом снес кокосовую пальму и вывел из строя поршень насоса. Вертолет рухнул прямо на хижину, крытую соломой, и взорвался. Команда Рея разбилась, а вьетконговцы были зажарены внутри своего бунгало. Все, кроме этих двух.

Стрелок-пулеметчик, сидевший у люка, получил пулю в глотку. Радист был погребен под грудой камней, и только его сломанная рука с расщепленной костью торчала из обломков. Рей мог даже порыдать над своей командой, благо у него была банальная простуда с насморком. Но сейчас на него никто не смотрел. Так что не было нужды притворяться. Придет время – и он раскроет о них всю правду.

Он откачал из баллона бензин, предназначенный для дозаправки их вертолета, и вылил на своих пленников. За время участия в этой бойне он перестрелял их в джунглях столько, что не сосчитать, но огонь был им особо почитаем. В детстве он любил сжигать ящериц и кошек, но ни одна душа не знала об этом. Он всегда был так осторожен и так терпелив, выжидая свой шанс. Рей улыбнулся пленникам, помахал им рукой на прощание и чиркнул спичкой…

Зуммер сотового телефона в кармане пижамы прервал его сон, если это можно было назвать сном. Это были скорее грезы. Рей что-то читал о посттравматическом синдроме, когда возврат к прошлым переживаниям считается обычным явлением, особенно в периоды стресса. Приятные воспоминания, например, о том, как он сделал дырку в голове Гаса Райли, определенно следовало квалифицировать тоже как стрессовые.

Рей проверил сообщение на дисплее, откуда явствовало, что он должен вытащить себя из постели на рандеву с одним из своих агентов.

Грезы посещали его слишком часто, нарушая сон. Бессонница и снотворные, вместе взятые, снижали его способность сохранять прочность маски.

После каждой акции, проведенной в соответствии с его тайным хобби, восстанавливать маску раз от разу становилось все труднее. Временами у него появлялось ощущение, что она коробится от давления изнутри. Покрывается тонкими, как волоски, трещинками. Рассыпается в порошок. Он чувствовал, что начинает сдавать – и физически, и умственно. Это вынудило его удалиться от должности прокурора округа, о чем он ужасно жалел. Но слишком уж много людей вопрошали, все ли с ним в порядке. Слишком часто он и сам замечал за собой промахи, приводившие его в замешательство. Такие, как отсутствующее выражение лица или потеря контроля над собственными словами.

Убийство Гаса как ржа разъедало его маску. Хотел бы он знать, поможет ли его находка в доме Гаса спрятать концы в воду. Или «прекратить прения», как выражалась Диана, когда дело касалось эмоций, обычно ее собственных.

Рей посмотрел на жену, спящую на соседней кровати. Другой женщины, которая была бы так поглощена собой, он еще не встречал. И был этому рад. Благодаря ее личным качествам он мог иметь свои секреты. Договориться с ней было несложно, сочетая увещевания, обман и лесть. Все считали его святым, трепещущим перед своей деспотичной супругой, которая держит его под каблуком.