Фарландер - Кол Бьюкенен

— Мать тоже возьмите, — приказала старуха, стоя над умирающим.

Стражники схватили обеих, жену и дочь, и выволокли их из комнаты. Кира посмотрела в закатившиеся глаза Белиаса.

— Не отчаивайтесь, — сказала она, хотя он вряд ли что-то слышал. — Вы неплохо пожили благодаря нам.

Кира перешагнула через тело и, оставляя за собой кровавый след, направилась к выходу.

Киркус, допив залпом вино, последовал за ней.

Внутренняя стража ждала в большом зале. Солдаты едва скрывали страх. Перед ними, пряча руки в длинные рукава белой мантии, стоял канцлер первосвященника. Седые, словно выкрашенные серебром, волосы обрамляли раскрасневшееся лицо. В первый момент Киркус принял это возбуждение за злость, но потом заметил в глазах канцлера, следившего за тем, как мать и дочь выводят под дождь, любопытный блеск.

Интересно, не он ли сочинил ту записку?

— Нам надобен новый первосвященник, — обратилась к канцлеру Кира.

— Пожалуй, — согласился Эган.

— Надеюсь, вы проявите себя более преданным сторонником веры, чем ваш предшественник.

Эган склонил голову:

— Он был слаб, госпожа. Я — нет.

Кира окинула его оценивающим взглядом, шмыгнула носом и, повернувшись, вышла.

Киркус поспешил за бабушкой.

В каюте пахло плесенью, сыростью и рвотой. Мягкое движение воздухолета обнаруживалось только в поскрипывании переборок, дрожании болтающегося под потолком фонаря и коротком ощущении подъема или падения. Несчастный, разбитый, бледный, Нико лежал плашмя на своей койке.

Корабль едва поднялся над Бар-Хосом и еще только набирал высоту, когда Нико, посмотрев вниз, замер в изумлении — земля уходила, и все, что было на ней, стремительно уменьшалось. В следующий момент голова закружилась, в животе что-то перевернулось, и он едва успел ухватиться за поручень. Прошло три дня, а он так и лежал,

не поднимаясь, одолеваемый страхом, сражаясь с приступами тошноты, в постоянном напряжении, и только время от времени свешивался с койки к стоящему на полу деревянному ведру. Желчь высушила горло, так что даже говорить было больно. Ел он мало, только проглатывал суп да пил воду, — все прочее изрыгалось, не успев даже перепариться. И при этом, независимо от того, спал он или бодрствовал, в голове гвоздем сидела одна и та же мысль: между ним и землей пропасть пустоты. Он постоянно ощущал напряжение канатов и распорок, удерживавших корпус под брюхом хрупкой, наполненной газом оболочки. Каждый доносящийся с палубы крик, каждый топот ног или изменение в движении корабля возвещало надвигающуюся неумолимо катастрофу. Никогда еще Нико не испытывал таких страданий.

Большую часть времени он был один. Вообще-то тесную каюту делил с ним Эш, но старик, похоже, был начисто лишен сострадания и плохо переносил затяжные приступы рвоты. Когда это случалось, терпения ему хватало ненадолго. Он откладывал томик поэзии и, бормоча что-то под нос, отправлялся на палубу. Так что ухаживал за страдальцем, принося еду и воду, только корабельный юнга Берл.

— Ты должен поесть, — снова повторил он, протягивая чашку с бульоном. — Посмотри на себя — ничего не осталось, кожа да кости.

Но Нико только поморщился и оттолкнул чашку.

Берл укоризненно поцокал языком.

— Тогда хотя бы воды выпей. Пить нужно обязательно, даже если удержать не можешь.

Нико покачал головой.

— Не выпьешь — позову твоего хозяина.

Пришлось согласиться. Он сделал несколько глотков —

только лишь для того, чтобы успокоить заботливого мальчишку. Потом спросил, который час.

— Скоро вечер. Да тебе-то какая разница — ставни все равно постоянно закрыты. Тебе требуется свежий воздух, здесь уже и дышать нечем. Неудивительно, что твой хозяин столько времени проводит на палубе.

— Больно уж вид не нравится, — объяснил Нико, вспомнив первое утро, когда, распахнув ставни, тут же отшатнулся в ужасе от увиденного. — Со мной определенно что-то не так, — простонал он, кладя на живот руку.

Берл ухмыльнулся:

— Меня в первом полете тошнило целую неделю. Обычное дело. Просто у некоторых крылья вырастают быстрее, чем у других.

— Крылья?

— Да. Но ты не беспокойся — через пару дней будешь в порядке.

— Если не помру раньше.

Берл поднес к его губам мех с водой.

На вид парнишке было лет четырнадцать, не больше, но держался он не по годам уверенно. Вытирая рот, Нико присмотрелся к юнге повнимательнее. Лицо узкое, у бровей, особенно над глазами, мелкие шрамы, напоминающие давно зажившие раны.

— Работал под Щитом, — объяснил Берл, перехватив его взгляд.

Вот оно что. Отец как-то рассказывал, что защитники

города иногда используют в туннелях мальчишек. Подкопы часто бывают слишком узкими для взрослых мужчин, и тогда в них запускают детей или специально обученных собак. Нико даже упомянул, что его отец тоже сражался у стен города, но Берл не стал развивать тему и только кивнул, а потом поставил на пол мех с водой.

— Пока хватит, но ты должен постоянно пить, слышишь?

— Да, буду, — пообещал Нико. — А скажи-ка, где мы сейчас?

— Над Салиной. Утром прошли над ее восточным побережьем.

— А я думал, мы уже идем к Чиму.

— Пойдем, когда поймаем попутный ветер. Капитан старается по возможности не тратить топливо. Вот поймаем ветер и сразу рванем на север, через блокаду. Да ты не волнуйся, воздухолетов у маннианцев не больше нашего, а «Фалькон» — корабль быстрый, так что пройдем с ходу.

Берл повернулся к выходу.

— Если будешь сносно себя чувствовать, выходи на палубу. Свежий воздух хорошо помогает. — Он легко пересек каюту, хотя пол уже заметно накренился — корабль снова набирал высоту. Нико услышал, как загудели движители, сжигая драгоценное топливо.

У выхода Берл остановился и обернулся, держась рукой за косяк.

— А ты и правда будешь учиться на рошуна?

— Вообще-то это вроде как секрет, — ответил Нико.

Юнга кивнул и задумчиво выпятил губу. Потом вышел,

притворив за собой хлипкую дверь.

Нико снова лег и закрыл глаза. Не видя наклона, сдерживать тошноту было легче.

Прошло всего лишь несколько дней, а прежняя жизнь казалась такой далекой.

На следующее утро полегчало. Похоже, истощенный организм решил устроить себе разгрузку и не обращать внимания на проблемы, тревоги и волнения. Облегченно вздохнув, Нико скатился с пропитанной потом койки.

Каюта размещалась в задней, хвостовой части воздухолета. Под окном, на выступе, крепилась раковина, в углу — уборная. Нико глубоко вдохнул, распахнул ставни и на мгновение зажмурился от ударившего в глаза света. Небо было ясное и удивительно голубое. Неподалеку, на уровне глаз, проплывало белое облачко. Легкий бриз освежил лицо и разогнал остатки сна. Преодолев себя, Нико перегнулся через подоконник. Далеко внизу расстилался живописный, зеленое с бурым, ландшафт — судя по очертаниям береговой линии, это был остров — с разбегающимися в разные стороны дорогами и окутанными туманной дымкой городишками. Большая часть дорог сходилась к обнесенному стеной воздухопорту. С поросших лесом холмов сбегали к озерам и далее к морю сверкающие под солнцем речки. Нико покрепче сжал подоконник и заставил себя успокоиться.