Мизери - Стивен Кинг

Она ринулась к нему: колени ее подгибались, локти двигались,как поршни, рассекая затхлый воздух. Волосы падали на лоб и выбивались из-подзаколок. Теперь она двигалась не бесшумно: она шла, как Голиаф, атакующийврага. Фотография Триумфальной арки испуганно задребезжала.

— Аааааа-йааа! — завопила она и опустила кулак на солянойкупол, образовавшийся на месте левого колена Пола.

Его голова откинулась назад, и он взвыл: на шее и на лбувздулись вены. Боль вырвалась из колена и окутала его ослепительно белойвспышкой сверхновой звезды.

Она рывком подняла пишущую машинку, как будто та быласделана не из металла, а из картона, и швырнула ее на каминную полку.

— Сидите, — сказала она, оскаливаясь, — и думайте, кто здесьглавный. Думайте о том, что я могу с вами сделать, если вы будете плохо себявести или попробуете меня обмануть. Можете кричать, если хотите, потому чтоникто вас не услышит, ведь здесь никто не останавливается: все знают, что ЭнниУилкс сумасшедшая, и знают, что она сделала, хотя ее и признали невиновной.

Она подошла к двери и опять обернулась, предвкушая новуюзвериную выходку, и тогда он закричал, а ее ухмылка сделалась шире.

— И еще кое-что вам скажу, — тихо промолвила она. — Онидумают, что я просто выкрутилась, и они не ошибаются. Подумайте об этом, Пол,пока я буду ездить за вашей гребаной бумагой.

Она вышла, хлопнув дверью так, что затрясся весь дом. ЗатемПол услышал, как поворачивается ключ.

Он откинулся назад, весь дрожа и тщетно стараясь унятьдрожь, потому что от нее боль усиливалась. По щекам текли слезы. Он вновь ивновь представлял себе, как она мчится к нему и изо всех сил, как молотком,бьет по тому месту, где когда-то было колено, и раз за разом его окутывалбело-голубой болевой взрыв.

— Прошу тебя, Боже, прошу тебя, — стонал он, а в это времяиз-за окна доносился рев мотора отъезжающего «чероки». — Прошу тебя. Боже,освободи меня или убей… освободи или убей…

Затих удаляющийся звук мотора, а Бог не освободил и не убилПола Шелдона, он все так же сидел и плакал от боли, которая проснуласьокончательно и вгрызалась в его тело.

30

Впоследствии он подумал, что не склонный к точнымопределениям мир назвал бы все, совершенное им в следующие минуты, актомгероизма. И он бы согласился с этим определением, хотя на самом деле совершилвсего лишь необходимое для выживания усилие.

В его мозгу смутно звучал голос какого-то до безумияувлеченного игрой спортивного комментатора — Говарда Косселла, или УорнераВулфа, или вечно сумасшедшего Джонни Моста, — описывавший разворачивавшиесяперед ним события в передаче «Футбол в понедельник вечером». Как можно назватьэтот вид спорта, когда человек стремится добыть лекарство прежде, чем больубьет его? «Гонка за допингом»?

— Этот Шелдон сегодня вытворяет что-то невероятное! — вопилкомментатор в голове Пола Шелдона. — Не верю, что кто-нибудь из присутствующихсегодня на стадионе имени Энни Уилкс или сидящих перед экранами телевизоровповерил бы, что после такого удара человек способен заставить двигаться этокресло… но оно движется! Да! Давайте посмотрим повтор!

Пот струился со лба, заливал глаза, перемешивался сослезами. Пол слизывал соленую смесь с верхней губы. Дрожь не унималась. Боль,казалось, предвещала конец света. Он думал: Теперь бесполезны все споры о боли.Никто в мире такой боли не знал. Никто. Как будто меня схватили черти.

И двигаться его заставляла только мысль о новриле, окапсулах, которые хранились где-то здесь, в доме. Дверь спальни заперта… Еслилекарство хранится не в ванной на первом этаже, как он всегда подозревал… Еслиона вернется и поймает его с поличным… Все это не имело значения, все эти мысли— только тени, они по ту сторону боли. Возникнет препятствие — он преодолеетего или умрет. Только и всего.

От попыток двигаться пламя ниже пояса разгорелось сильнее, ав ноги, глубоко в плоть впивались раскаленные щипцы. Но кресло двигалось. Оченьмедленно кресло на колесах двигалось.

Он сумел проехать около четырех футов и тогда вдруг понял,что если не сможет повернуть кресло, то проедет мимо двери в дальний уголкомнаты.

Трясясь от боли, он вцепился в правое колесо

(думай о лекарстве, об облегчении думай)

и нажал на него изо всех сил. Резина скрипнула на деревянномполу — как будто мышка запищала. Мышцы его, когда-то мощные, а теперь дряблые,как студень, тряслись, он закусил губу до крови, но кресло медленноповорачивалось.

Он надавил руками на оба колеса, и кресло снова двинулось.На этот раз он проехал футов пять, после чего остановился и выпрямился.Совершив этот маневр, он отключился.

Минут пять спустя он вынырнул на поверхность реального мира,а в его голове снова зазвучал мутный, колющий голос спортивного комментатора:

— Он опять пытается шевелиться! Я просто не могу поверить,что такое возможно! Вот вам и Шелдон!

Передняя часть его восприятия знала только боль; зато задняянаправляла его взгляд. Он увидел то, что ему нужно, и подкатил кресло поближе.Наклонившись, он обнаружил заколки, которые она потеряла, пока укладывала его.Он закусил губу, не обращая внимания на пот, заливавший ему лицо и шею итемными пятнами выступавший на пижаме.

— Нет, господа, не думаю, что он сумеет достать эту шпильку— для этого нужны фантастические усилия, — и боюсь, на этом он сойдет сдистанции.

А может, и не сойдет.

Он неуклюже наклонился вправо, стараясь поначалуигнорировать боль, пронзившую правую часть тела, боль, похожую на разбухавшийпузырь, боль, похожую на зубную, но затем сдался и стал кричать. Но, как иговорила Энни, его некому было услышать.

Его пальцы двигались над шпилькой, примерно в дюйме от пола,а в правом бедре ощущался нарастающий взрыв, который вот-вот разворотит емуживот.

Прошу тебя, Боже, помоги мне…

Несмотря на боль, он сделал еще одно усилие. Его пальцыкоснулись шпильки, но сумели лишь подтолкнуть ее на четверть дюйма. Пол, невыпрямляясь, скользнул в кресле вперед и опять закричал от жгучей боли нижеколен. Выпученные глаза, открытый рот, вывалившийся язык… Капли слюны падалиизо рта на пол.

Он захватил шпильку пальцами… захватил ее… едва не выпустил…и зажал в кулаке.

Он выпрямился, и его пронзила новая вспышка боли, после чегоему оставалось лишь сидеть неподвижно в течение нескольких секунд, запрокинувголову настолько, насколько позволяла жесткая спинка инвалидного кресла, ашпилька лежала перед ним на доске. Ему вдруг показалось, что он вот-вот пукнет,но это желание быстро прошло.