Москва 2066. Сектор - Андрей Лестер

Казалось, никто еще не успел понять, что автобусы больше ходить не будут. Ни школьники, ни военные, ни учителя.

«Домишко» Изюмова располагался на территории воинской части. В начале девяностых с помощью каких-то хитрых манипуляций его воткнул среди военных построек отец Лили, жены Изюмова, в то время служивший командиром части.

Дорога к КПП проходила через редкий, всегда загаженный, лесок, за которым в светлое время суток хорошо просматривалось ограждение из колючей проволоки, которого (конечно же!) теперь заметно не было.

Нужно было идти. Теперь и я торопился. Что, если до Анжелы доберется кто-либо раньше нас?

Но Бур не мог оторваться от своего автомобиля. Автомобиль, можно сказать, умер. Не работали не только двигатель и GPRS c бортовым компьютером, но даже сигнализация и центральный замок.

– Как я его оставлю? – сокрушался Бур, задрав капот и пытаясь соединить какие-то проводки.

А я в тот момент, глядя на омертвелые проводки, вспоминал о сложных системах слежения за спутниками, о регулируемых железнодорожных переездах, к которым несутся нескончаемые цистерны с горючим и разными страшными ядами, о ракетных шахтах, об атомных электростанциях, в конце концов! Я даже начал прикидывать, какая волна радиации накроет нас раньше: с Калининской АЭС или с Нововоронежской. А может быть, на жителей столицы хватит и взрыва реактора «Ангара-5» или термоядерных установок в Дубне?

Весь мир накренился и пополз в пропасть. И расставание Бура с автомобилем на краю этой пропасти напомнило мне хрестоматийного казачьего есаула, который на севастопольском пирсе прощался с конем под ураганным огнем наступающих красных. Но там было живое существо, а здесь – кусок металла с бесполезными проводами и резинками. Кроме того, в отличие от гражданской войны, было совершенно непонятно, кто за кого и чего хочет враг.

– Бросай его! – Я ударил Витасю по плечу, и он очнулся.

Земля в лесу была теплой. Кое-где виднелись уже подснежники и какие-то мелкие фиолетовые цветочки, а рядом – желтые головки одуванчиков, как в мае. И везде – поразительная, небывалая чистота. Ни одной пивной бутылки, никаких полиэтиленовых пакетов, смятых сигаретных пачек, окурков, упаковок из-под чипсов, шприцев, тампаксов.

Я решил еще раз испытать звериное чутье Бура.

– Витася, – спросил я, уже не холодея, как поначалу, при виде необъяснимой чистоты. – Как ты думаешь, кто мог здесь убрать?

– Мы это обязательно выясним, – ответил Бур мрачно. Звериное чутье не помогло.

Он шел левее и несколько сзади, и я виском и затылком чувствовал опасность и думал: «А не убить ли мне его самому, до того, как он попытается избавиться от меня?»

Мне казалось, что Бур стал еще выше, еще тяжелее, еще опаснее, чем всегда. Он шел по лесу как зверь, как хозяин, становилось ясно, что теперь удержать его будет нелегко. Я видел раньше, как во время переворотов в Африке такие вот здоровенные парни из дисциплинированных бойцов мгновенно превращались в жестоких кровавых властителей.

Я прикинул, справлюсь ли с ним, и ответил себе – да, должен. Он был на полголовы выше, крупнее, злее, но я был опытнее и быстрее.

У меня еще оставалось в запасе несколько минут. Теперь я думаю, что, возможно, я использовал их не так, как следовало.

– Витася, – спросил я, – у тебя есть дети?

Оказавшись у дома Изюмова, я позвонил в дверь. Бур тем временем обошел дом с тыла и заглянул за углы.

Внутри раздался какой-то шорох, но никто не открывал.

– Это я, Адамов! – крикнул я. – Все спокойно. Открывайте!

Наконец двери отворились. На пороге стояла Лиля с опухшим от слез лицом и неприбранными рыжими волосами.

– Гарри! – воскликнула она, вспомнив мое студенческое прозвище.

Меня не называли так уже лет двадцать. Плохи дела, подумал я. У людей того типа, к которому относились Изюмов и его жена, романтические пласты сознания обнажаются только под воздействием очень большой беды.

– Скорее! – Лиля бросила затравленный взгляд в сторону улицы (в просвет между мной и Буром) и, как только мы оказались внутри, заперла двери на все засовы.

Мы прошли в гостиную. Изюмов, руководитель одного из самых засекреченных спецподразделений России, сидел в кресле со стаканом в руке. На нем был серый спортивный костюм PUMA и вязаные шерстяные носки коричневого цвета. Толстое лицо его покраснело, редеющие белесые волосы стояли торчком, одна нога была закинута на другую и на подошве вязаного носка отчетливо видна была большая дырка, которую генерал теребил пальцем свободной руки.

– Садитесь. – Пьяный Изюмов показал стаканом на диван, не переставая при этом теребить рваный носок.

Это зрелище, как и вырвавшееся у Лили «Гарри!», отнесло меня на много-много лет назад. В те далекие годы рваные носки у Юры Изюмова скорее были правилом, чем исключением.

«Нам приходится экономить. Мы не можем позволить себе то, что покупаете вы», – говорил мне, жителю барака, обладатель огромной квартиры в обкомовском доме.

И Юра экономил. Мясо ел только в гостях, а дома питался морковными котлетами. Когда собирали деньги на студенческую попойку, давал рубль («у меня больше нет»), а по ходу пьянки еще и пытался подзаработать: однажды за десять рублей съел личинку майского жука – склизкое желтое существо размером с крупную гусеницу. Зато осенью, когда мы надевали свои поношенные курточки, у Юры появлялся новый овчинный тулуп, пыжиковая шапка или даже настоящий кожаный плащ. Сэкономив на друзьях, а также на носках и трусах, он вкладывал деньги в своего рода недвижимость в царстве одежды.

Боги всегда будут смеяться над нами, подумал я. Громадные заводы из бетона и стали таяли на глазах как дымок дамской сигареты, а рваные носки оставались навсегда.

Я сел в кресло рядом с большой пальмой, а Бур сказал: «Как-то не время рассиживаться» и остался стоять.

– Ну, тогда выпейте! – сказал Изюмов и потянулся к столику, на котором стояла бутылка водки, томатный сок и несколько стаканов (как будто он знал, что мы приедем!).

Нога его в рваном носке соскочила при этом с коленки и с сильным стуком ударилась об пол. Изюмов выругался и, с кряхтением перегибаясь через свой огромный живот, стал разливать водку. Потом, расплескивая, толкнул стаканы.

– Пейте!

– Спасибо, – отказался я.

– Пей, говорю!

– Юра, – сказал я. – Ты на нас не кричи! Мы тебе помочь хотим.

– Юра?! Я превратился в Юру. Понятно. А как же «товарищ генерал, разрешите обратиться»? – заварнякал Изюмов. – Когда это я стал Юрой? А? Для него я тоже теперь Юра?

Стаканом он ткнул в сторону Бура, скрестившего руки на груди.

– Говно ты, а не генерал, – спокойно сказал Бур, сузив глаза, и Изюмов как-то сразу сник.

– Нет, никто мне не сможет помочь. Все кончено, – заныл он. – Мы отрезаны от всего мира. Ничего не работает. Мобильники, телевизор, даже видеоплеер… Высшее руководство страны…