Фиеста - Эрнест Хемингуэй

Вышел шофер, на ходу складывая бумаги и пряча их вовнутренний карман. Мы все сели в машину, и она покатила по белой пыльной дорогев Испанию. Сначала местность была почти такая же, как до границы; потом, всевремя поднимаясь в гору по спиралью вьющейся дороге, мы перевалили черезвершину, и тут-то и началась настоящая Испания. Показались длинные бурыехребты, поросшие редкой сосной, и буковые леса на далеких склонах гор. Дорогасперва шла по верху ущелья, а потом нырнула вниз, и шофер вдруг дал гудок,затормозил и свернул в сторону, чтобы не наехать на двух ослов, заснувших надороге. Горы остались позади, и мы въехали в дубовый лес, где паслись белыекозы. Потом пошли поляны, поросшие травой, и прозрачные ручьи. Мы пересеклиодин ручей, миновали сумрачную деревушку и снова стали подниматься в гору. Мыподнимались выше и выше и опять добрались до перевала и повернули, и дорогапошла вниз, забирая вправо, и к югу открылась новая цепь высоких гор — бурые,словно спекшиеся на солнце и причудливо изборожденные ущельями.

Немного погодя горы кончились, появились деревья по обестороны дороги, и ручей, и поля спелой пшеницы, и дорога бежала дальше, оченьбелая и прямая, а потом мы въехали на пригорок, и слева на вершине горыпоказался старинный замок, тесно окруженный строениями, и колыхаемое ветромпшеничное поле, поднимающееся до самых стен. Я оглянулся через плечо — я сиделвпереди рядом с шофером. Роберт Кон спал, но Билл смотрел по сторонам и кивнулмне. Потом мы пересекли равнину, и справа в пролетах между деревьями сверкалана солнце широкая река, а вдали над равниной уже вставало Памплонское плато, ивидны были городские стены, и высокий темный собор, и кресты на куполах други??церквей. Позади плато были горы, и повсюду, куда ни повернись, были еще горы, абелая дорога бежала впереди нас по равнине прямо к Памплоне.

Обогнув плато, мы с другой стороны въехали в город попыльной дороге, круто поднимавшейся между двумя рядами тенистых деревьев, апотом спустились в новую часть города, которую строят за стенами старого. Мыпроехали мимо арены боя быков — высокое белое здание, казавшееся бетонным подсолнцем, а потом переулком выехали на центральную площадь и остановились уподъезда отеля Монтойи.

Шофер помог нам вытащить чемоданы. Вокруг машины столпилисьребятишки, и на площади было жарко, деревья зеленели, флаги висели на своихшестах, и приятно было уйти от солнца в тень аркады, которая тянется вокругвсей площади. Монтойя обрадовался нам, пожал нам руки и дал нам хорошие комнатыс окнами на площадь, а потом мы умылись, почистились и спустились в столовую кобеду. Шофер тоже остался обедать, а потом мы заплатили ему, и он уехал обратнов Байонну.

В отеле Монтойи две столовые. Одна во втором этаже, с окнамина площадь. Другая внизу, на целый этаж ниже уровня площади, и оттуда можновыйти на улицу позади отеля, по которой рано утром пробегают быки, когда ихчерез весь город гонят к арене. В этой столовой всегда прохладно, и мы оченьхорошо позавтракали. Первая трапеза на испанской земле — это каждый разсерьезное испытание: закуски, кушанье из яиц, два мясных блюда, овощи, салат,десерт и фрукты. Нужно много вина, чтобы все это одолеть. Роберт Кон пыталсясказать, что не хочет второго мясного блюда, но мы не стали переводить егослова, и служанка принесла ему что-то взамен, кажется, холодного мяса. С самойнашей встречи в Байонне Кон нервничал. Он не знал, знаем ли мы, что он ездил сБрет в Сан-Себастьян, и это смущало его.

— Ну, — сказал я, — Брет и Майкл должны приехать сегоднявечером.

— Я сомневаюсь, чтобы они приехали, — сказал Кон.

— Почему? — спросил Билл. — Конечно, приедут.

— Они всегда опаздывают, — сказал я.

— Я почти уверен, что они не приедут, — сказал Роберт Кон.

Он сказал это таким тоном, точно он что-то знает, чего мы незнаем, и мы оба разозлились.

— Держу пари на пятьдесят песет, что сегодня вечером онибудут здесь, — сказал Билл. Он всегда держит пари, когда злится, и поэтомуобычно заключает глупые пари.

— Хорошо, — сказал Кон. — Пари. Помните, Джейк, пятьдесятпесет.

— Я и сам запомню, — сказал Билл.

Я видел, что он злится, и хотел успокоить его.

— Они приедут без всякого сомнения, — сказал я. — Только,может быть, не сегодня.

— Хотите отказаться от пари? — спросил Кон.

— Нет. С какой стати? Давайте хоть на сто песет.

— Пожалуйста. Принимаю.

— Ну довольно, — сказал я. — А то вам придетсязарегистрировать у меня пари и заплатить мне проценты.

— Ладно, — сказал Кон. Он улыбнулся. — Все равно вы ихотыграете у меня в бридж.

— Вы их еще не выиграли, — сказал Билл.

Мы вышли на площадь и под аркадой пошли в кафе Ирунья питькофе. Кон сказал, что пойдет к парикмахеру побриться.

— Послушай, — сказал мне Билл, — есть у меня шансы выигратьэто пари?

— Плохие у тебя шансы. Они еще никуда не приезжали вовремя.Если они не получили денег, то, конечно, сегодня не приедут.

— Я сразу пожалел, как только рот открыл. Но я не мог невызвать его. Он как будто ничего, но откуда он знает больше нашего? Майкл иБрет условливались с нами.

Я увидел Кона — он шел к нам через площадь.

— Вот он идет.

— Пусть лучше бросит свои еврейские повадки и не важничает.

— Парикмахерская закрыта, — сказал Кон. — Только в четыреоткроется.

Мы пили кофе в кафе Ирунья, сидя в тени аркады в удобныхплетеных креслах, и смотрели на площадь. Потом Билл ушел писать, письма, а Конотправился в парикмахерскую. Она все еще была закрыта, и он решил пойти в отельи принять ванну, но я еще посидел на террасе кафе, а потом пошел прогуляться погороду. Было очень жарко, но я держался теневой стороны улиц, и прошелся порынку, и радовался, что я снова здесь. Я зашел в ayuntamiento[6] и разыскалстарика, который каждый год заказывал для меня билеты на бой быков, и узнал,что он получил деньги, высланные мной из Парижа, и возобновил абонемент, такчто все это было улажено. Он был архивариусом, и все архивы города помещались вего конторе. Это, кстати сказать, не имеет никакого отношения к рассказу. В егоконторе была дверь, обитая зеленым сукном, и вторая, из плотного дерева, и,когда я ушел, оставив его среди архивов, занимавших сплошь все столы, ипритворил обе двери и вышел на улицу, швейцар остановил меня, чтобы почиститьмне пиджак.

— Вы, должно быть, ехали в автомобиле, — сказал он.

На воротнике и плечах лежал толстый слой пыли.