Последний стожар - Дмитрий Емец

– А как я тебе их дам?

– Да всё так же, как в такси. Коснись моего пульса и подумай про пятьдесят магров! – Стожар быстро коснулся рукой её запястья. Ева почувствовала, как от неё к нему перетекает что-то невидимое. Филат зажмурился, и кончик носа у него порозовел. – Ну всё! Теперь идём! – сказал он.

Они подходили, и дом-«Титаник» подплывал к ним, поблёскивая солнцем в окнах-иллюминаторах. Филат подкрался к антикварной лавчонке и остановился. За окном лавчонки были какие-то витрины и полки, старые книги. Перемещался человек в белом – не призрак, а вполне себе продавец с лицом хитрым и одновременно благожелательным. «Не хотите игрушку юлу? Немного ржавая, но раритет! А чашку с вензелем не хотите ли?» – «А сколько стоит?» – «А сколько у вас есть?»

Но всё это не было сказано, поскольку Филат в антикварный магазин даже и не заглянул. Вместо этого он спросил у Евы:

– Куда открывается дверь?

– Разве не видно, что на себя? – удивилась Ева.

– Это в магазин на себя. А для входа в «Тихую пристань» – от себя… Ну и рыжья, конечно, нужно иметь хоть на донышке. Не так, чтоб магзели унюхали, но хоть чуть-чуть, иначе дверь не пустит.

Стожар, выбрав деревянный, в виде гроздьев винограда, узор по центру, положил на дверь ладонь и театрально, неспешно толкнул от себя. И сразу дверь изменилась. Только что она была лёгкой деревянной дверкой с остеклением в четыре окошка, позвякивающей, с табличкой «Открыто» на двух языках – а теперь стала дубовой, тяжёлой, тесно, как сундук, окованной железными полосами и с одним узким, на бойницу похожим окошком.

Истёртые ступени вели в полуподвал. Там, при факельном освещении, мелькали неясные тени. Пенилось пиво в глиняных кружках, и ходила официантка в кокетливом чепце и короткой юбке. Ниже колен ноги официантки переходили в куриные лапы.

– Ой… – удивилась Ева.

– И нисколько не ой, а Клава! Мещерская болотница, – укоризненно произнёс Филат. – Милейшая женщина! Очень любит кошек. А вот собак терпеть не может, потому что ещё не научилась их готовить.

Уловив, что говорят о ней, Клава повернула голову и обворожительно улыбнулась. Лицо у неё было белое, красивое, губы алые и пухлые.

– Да, и ещё! – зашептал Филат, за рукав подтягивая к себе Еву. – Про хозяина забыл предупредить! Он мужик ничего. Ещё у купца Малюшина служил половым. С ним если по-хорошему общаться, он почти нормальный человек. Зовут Колотило.

«Почти нормальный человек» оказался огромным, разбойничьего вида мужичиной. Облачённый в кожаный фартук, он сильно смахивал на заплечных дел мастера. Лоб с палец шириной. Крохотные глазки спрятаны в глубинах заплывших скул. Когда появились Филат и Ева, кабатчик стоял за стойкой и грязной тряпкой протирал стакан, изредка для большей бактерицидности прыская в него гадостью для убийства мух.

«Выглядит этот Колотило лет на тридцать, хотя у купца Малюшина служил… Купец этот умер два века назад… И ещё старая семейная история с покусанными родственниками… – тревожно прикинула Ева. – Ой, мама…»

Трактирщик не очень обрадовался гостям. Его рука дёрнулась под стойку, но потом вынырнула и вяло помахала стожару:

– А-а, Филат! Сто лет – сто зим! И куда ты запропал?

– Отдыхал… – отозвался стожар.

Кабатчик остро взглянул на него:

– Всяко бывает… Да ты не много потерял! У нас тут всё как в стиральной машине! Бум-бум-бум по мозгам. Вроде движуха какая-то есть, да всё на одном месте! – и он перевёл медвежьи глазки на Еву. Ева почувствовала, как её шляпку словно что-то потянуло вверх, но так и не смогло снять. Должно быть, хозяин пытался проникнуть под морок, но у него не хватило уровня магии.

– Это моя сестра… – сказал Филат.

– Похоже, сильно старшая сестрёнка! – кивнул кабатчик. – Я думал, Филат, ты с концами сгинул.

Возникло напряжённое молчание. Колотило посматривал на стожара, стожар – на Колотило. Затем кабатчик отвернулся и с подчёркнутой незаинтересованностью продолжил протирать стакан.

– Тебя тут маги Фазоноля искали, – сказал он.

– Давно?

– Да как ты сгинул – так и искали.

– Дело давнее, – быстро сказал Филат, красноречиво покосившись на Еву.

Хозяин прыснул дихлофосом сперва в стакан, потом на тряпку, а потом, подумав, ещё и на стойку.

– Что, сестрёнка твоя не в курсе, что тебя искали? Что ж… я в чужие дела не лезу… Рад, что ты целёхонек… Кровь не сок: коль много прольёшь – новой не нацедишь.

Густые брови стожара встали как иголки. Он явно чего-то ожидал от кабатчика. Колотило же вилял.

– Да-а-а, – продолжал кабатчик. – Трудные времена настали…

– А что так? Клиентов мало?

– Клиенты есть. Да вот с магией невесть что творится. Не заметил ещё? Зверьё по городу прям так и мечется, даже которое по сто лет в убежищах таилось… Червь трёхметровый мне в кладовой пол прокопал. Я его секирой – уйди, мол, – а он не понимает. Магия то до нуля проседает, а то такие скачки, что факел волшебный за час прогорит! А ведь обычно его на месяц хватало! – Колотило пригорюнился и, утешая себя, выпустил длинную струю дихлофоса по пролетавшей мухе. Муха, к крайнему изумлению Евы, была в платье и летела вместе с комариком в сапожках со шпорами и с короткой, как зубочистка, сабелькой. Обнаружив, что промахнулся, Колотило удручённо сплюнул в угол. – Совсем эти сказочники обнаглели! Думаешь, чего она здесь шастает? Прилетает на мою кухню яйца тайком откладывать! Пожужжит, потреплется о погоде, пива за весь вечер выпьет с напёрсток, копейкой медной расплатится – и улетит как приличная… А через недельку смотришь: из окорока их ещё штук пять вылезает. И все в сапожках! И все с бусами! Я им говорю: «Деньги давайте, ромалы!» А они мне: «А мы мамашу не просили нас рожать!» А сами уже на комариков глазом косят! – Кабатчик расхохотался. У него было два ряда зубов. Внешний ряд вполне себе обычный, а за ним – зубчатый, на пилу похожий, не слишком приметный снаружи.