Марадентро - Альберто Васкес-Фигероа

– А они? – поинтересовалась она. – Нашли что-нибудь?

– Если только речь не идет о необычном камне, это держится в секрете, который раскрывают только по воскресеньям. В остальное время никто не теряет времени на комментарии.

– Они словно одержимые.

– Они и есть одержимые, – согласился венгр. – Они едят до рассвета и, вполне вероятно, не возьмут в рот ни крошки до самого вечера. Еще говорят: «Будешь набивать пузо юкой[33]– пустой окажется сурука». Добыча алмазов не уступает азартной игре: у нее есть свои правила, ритуалы и традиции. Наверно, вам этого не понять, но если бы мы сегодня нашли приличный камень, я бы почувствовал себя глубоко несчастным, потому что существует такая примета: чтобы месторождение оказалось богатым, оно не должно сразу давать результат. Это как женщина, с которой тебе удалось переспать в первую же ночь. Она теряет все свое очарование.

– Вы полагаете, что мы приехали сюда из такой дали, чтобы поучаствовать в игре?

– Не знаю. Но раз уж вы здесь, привыкайте.

Пришлось привыкать, потому что три долгих дня их изводили дождь, жара, усталость, голод и нетерпение – «алмазная лихорадка», – прежде чем в решете очутился камушек размером с зернышко чечевицы, который прозрачные глаза венгра тут же углядели.

– Есть! – воскликнул Золтан Каррас. – Первый.

Он с величайшей осторожностью положил его на ладонь, и Асдрубаль, который в тот момент стоял рядом, не смог скрыть своего безмерного разочарования.

– И это алмаз? – растерянно спросил он.

– Похоже на то, – шутливо ответил венгр. – И вам следует его поблагодарить за то, что он служит сигналом: мы находимся не за пределами россыпи. Любое месторождение имеет физические пределы; бывает, в какой-то точке встречаются приличные камни, а всего лишь в метре от нее – ни одного. Поэтому важно «оказаться внутри». И мы там оказались.

Он достал из кармана рубашки небольшую трубочку из тростника и, опустив в нее алмаз, заткнул ее и встряхнул, чтобы тот отозвался.

– Никакая марака[34]с этим не сравнится! – воскликнул он. – Ничто на свете так не звучит, как пенетро, постепенно заполняемый камушками.

Асдрубаль хотел что-то сказать, но его прервали шум и крики, и вскоре в пятидесяти метрах от них собралась толпа старателей.

– Что там происходит?

Венгр кивнул в сторону Салустьяно Барранкаса, который переходил по мосту: «налоговый инспектор» положил руку – так, чтобы все видели, – на рукоятку своего огромного пистолета.

– Кто-то вообразил, что он умнее всех. – Венгр отложил решето в сторону и направился туда, куда стекалось большинство старателей. – Пойдем, глядишь, чему-нибудь да научишься!

Скандал вспыхнул по поводу, который, без всякого сомнения, был самым частым на любом алмазном прииске: один старатель обвинял товарища, просеивавшего породу, в том, что тот проглотил камень, чтобы не делиться с остальными членами артели.

Обвиняемый это отрицал, отговариваясь тем, что всего лишь вытер пот с усов тыльной стороной ладони, а другой, не спускавший с него глаз, решил, что он сунул алмаз в рот.

Спор угрожал затянуться до бесконечности, никто из вовлеченных не уступал, и невозмутимому и властному Салустьяно Барранкасу ничего не оставалось, как положить конец препирательству, задав один-единственный четкий вопрос, в котором прозвучала необычная угроза:

– Проведем «проверку»?

Обвинитель, тощий самбо[35]с редкими волосами и вдавленным подбородком, придававшим ему сходство с нахохлившейся птицей, несколько мгновений колебался, обвел взором присутствующих, которые, в свою очередь, смотрели на него, затем уставил гноящиеся глаза на великана с густыми усами, который словно желал испепелить его взглядом, и наконец с огромным усилием проговорил:

– Согласен!

– Сукин сын! – тут же воскликнул его оппонент. – Я тебя убью!

– Ты никого не убьешь, Кориолано! – холодно заметил «налоговый инспектор». – Здесь только я имею право убивать, и, как видишь, нечасто это делаю. – Он ткнул в него пальцем. – Правила тебе известны: если ты признаешься, что проглотил «камень», мы подождем, когда ты опорожнишься, и – скатертью дорога. В противном случае я подвергну тебя испытанию.

– Пошел ты к чертовой матери, мерзкий ублюдок! – истерически выкрикнул тот, и тогда в руке Круглолицего Салустьяно появился револьвер со взведенным курком, нацеленный прямо в переносицу Кориолано, и «инспектор» процедил:

– Не доводи меня до крайности, черномазый, не то я разнесу тебе мозги, выпущу кишки и извлеку камень! Я уже давно за тобой приглядываю, потому что ты якшаешься с Мубарраком, а с этого турка вполне станется скупать «пиратские» камни. – Он взмахнул револьвером, показывая на мост: – Шагай! Пошевеливайся, мне охота взглянуть, что ты там прячешь в пузе.

Вскоре Кориолано со связанными за спиной руками стоял на коленях в окружении толпы старателей и с трудом глотал отвратительную черноватую бурду, которую «инспектор прииска» вливал ему в рот.

Когда Круглолицый Салустьяно решил, что влил предостаточно, он благоразумно отошел, а негр, взвыв от боли, с перекошенной физиономией изверг из себя содержимое желудка и, упав на бок, стал корчиться и сучить ногами, выкрикивая оскорбления и угрозы.

Со своей обычной невозмутимостью, «инспектор прииска» поковырял прутиком в рвотной массе и выкатил из нее кристаллик размером с горошину, подтолкнув его к ногам самбо с редкими волосами.

– Вот он! – сказал он. – Шесть карат! Поздравляю, но впредь будь осмотрительнее в выборе товарищей. – Затем склонился над Кориолано, развязал, схватил его за волосы и заставил взглянуть в глаза. – А ты засранец! – сказал он ему. – Ты лишился права искать золото или алмазы на венесуэльской территории. Если я вдруг узнаю, что ты этим занимаешься, тебе конец. – Дернув провинившегося за волосы, он заставил его встать, хотя тот едва держался на ногах. – У тебя ровно пять минут, чтобы убраться из Трупиала, что называется, подобру-поздорову.

Вечером, когда они обсуждали это происшествие, Аурелия поинтересовалась:

– А что, если бы это оказалось неправдой? Если бы самбо ошибся и этот человек оказался невиновным?

– В таком случае Круглолицый также заставил бы его принять рвотное и выгнал, потому что тот, кто обокрал товарища или возвел на него напраслину, в равной степени заслуживает наказания. – Венгр развел руками и пожал плечами. – Таковы законы прииска, а им следует подчиняться.