Сколково: принуждение к чуду. Реальная история создания самого амбициозного проекта - Олег Рашидов

Человек, компетентности и лоббистским устремлениям которого многие отдают должное, но при этом и опасаются, как часто бывает в отношении людей с «непонятной» бюрократической траекторией.

Это — Илья Пономарев, «Черный Плащ» модернизации, «Зорро» технологического ренессанса, человек, который много сделал в теории и на практике, чтобы этот ренессанс приблизить. Он лоббировал многие инновационные инициативы, например законопроект, который сделал возможным в России деятельность классических венчурных фондов, активно участвовал в создании одного из немногих успешных в России технопарков в Новосибирске. Он — деятельный участник становления проекта «Сколково», можно сказать, помогал сделать ему первые шаги: Илья Пономарев был советником руководителя фонда «Сколково» Виктора Вексельберга.

Так получилось, что в этом качестве он принимал непосредственное участие в организации подписания первого предварительного соглашения о сотрудничестве между Сколково и Массачусетским технологическим институтом. Соглашение было одним из ключевых моментов в зарождении Города, который изменит Будущее.

Без преувеличения судьбоносный документ был подписан 24 июня 2010 г. в ходе визита тогда еще президента Дмитрия Медведева в Вашингтон. Сам процесс подписания больше напоминал политический триллер, чем формальную бюрократическую процедуру.

«Это было самое быстрое подписание соглашения с МIТ за всю его историю, — вспоминает Пономарев. — Оно было подготовлено всего за два месяца»[39].

Мне же не давал покоя вопрос: почему выбор остановили на МIТ? В мире немало достойных технологических университетов. Была ли в этом своя внутренняя логика, или это прихоть, каприз наших чиновников, которые побывали на экскурсии в Бостоне и были по-хорошему потрясены увиденным?

Пономарев говорит, что целесообразность была. Нам было важно использовать в России именно опыт бостонского кластера. «В Стэнфорде, например, вокруг которого возникла Кремниевая долина, все инновации находятся как бы вовне университета, а в МIТ многое сосредоточено внутри, они умеют делать все своими руками».

Причина, впрочем, была не только в этом. При всем кажущемся богатстве выбора особо вариантов у России не было. Когда проект «Сколково» делал свои первые шаги, список возможных кандидатов в партнеры, с которыми можно было вести переговоры, был довольно широк. Но в итоге все университеты, которые российская сторона рассматривала как потенциальных партнеров, в частности из первой десятки американских исследовательских университетов, просто отказались от сотрудничества. Их не устроил формат взаимоотношений, предложенный российской стороной.

Это может показаться странным. Что значит, отказались? Ведь не секрет, что за то, чтобы в России появился исследовательский университет нового типа, правительство было готово хорошо заплатить. Значит, вопрос не только в цене?

Если в Россию не хотел приезжать, к примеру, футбольный тренер, то люди, которым очень хотелось, чтобы он приехал, предлагали ему столько, сколько он не смог бы получить ни в какой другой стране. И тренер соглашался. Не секрет, что иностранным топ-менеджерам, которых приглашали на работу в Россию крупные компании, платили больше, чем где бы то ни было. Говорят, что это было неизбежно, ведь, по сути, мы переплачивали за негативный имидж своей страны, за отсутствие комфорта, махровую бюрократию, диковатость нравов и недоверие к чужеземцам. Переплачивали людям, которые рисковали приехать и привезти нам то, чего у нас не было: опыт, знания, высокие стандарты профессионализма и корпоративной культуры. В конечном счете этот «ментальный экспорт» должен был привести к тому, что когда-нибудь необходимость переплачивать отпала бы сама собой. Более того, в идеале люди должны были бы еще доплачивать за то, чтобы приехать пожить и поработать в России, как это ни странно тогда звучало. Это бы означало, что Россия стала конкурентной страной.

И эта схема работала. Тренеры и топ-менеджеры, которым в качестве бонуса к высокой зарплате могли предложить пока только не испорченных знанием слова «харассмент» русских красавиц, становились нашими партнерами, пусть и не всегда удачными.

Но подходил ли этот формат для выстраивания отношений с ведущими западными университетами?

Клоны и филиалы западных вузов росли по всему миру как грибы. Особенно преуспели в этом так называемые страны догоняющего развития. В одном только Сингапуре работали филиалы Чикагского и Стэнфордского университетов, Университета Джона Хопкинса, Технического университета Эйндховена, знаменитой французской бизнес-школы INSEAD. Тот же MIT участвовал в создании Индийского технологического института, Института науки и технологии в Абу-Даби и Технологического университета в том же Сингапуре. Правда, MIT никогда и нигде не открывал своих филиалов и не выдавал своих дипломов за пределами США. Специалисты института могли помочь в создании нового образовательного центра, используя свою репутацию, вывести его на соответствующий рынок, что сильно сокращало для него время попадания «из грязи в князи». Но чаще всего дело ограничивалось оказанием консультационных услуг.

«Нам нужен был не просто консалтинг, а формат, подразумевающий непосредственное участие в создании вуза здесь, в России, — объяснял Пономарев. — И к этому не все оказались готовыми. Например, в Стэнфордском университете нам прямо дали понять, что проект, который мы придумали, им неинтересен. „Хотите нас использовать, — сказали они, — пожалуйста. Но мы — Стэнфорд, и мы были, есть и будем здесь, в Америке. Вот наши курсы: платите деньги, присылайте ваших ребят сюда, мы их всему научим, и они вернутся дипломированными специалистами. Хотите, мы сделаем для вас какую-нибудь специальную программу. Но не более“. Такую же схему предлагали и другие. Нас это категорически не устраивало».

Я спросил Пономарева: «Почему же тогда согласился MIT?»

«В МIТ, пожалуй, лучше других понимают, что инновационный потенциал Америки достиг предела, — объяснял Пономарев, — Они видят, что у них сокращается приток своих кадров, что индусов и китайцев уже больше уезжает, чем приезжает. Они осознают, что без притока зарубежных не просто мозгов, но и технологий уже начинают задыхаться. И посчитали, что участие в этом проекте станет для них серьезным конкурентным преимуществом. MIT не единственный, кто согласился на партнерские условия, но он согласился на то, что не просто нас консультируют, а мы вместе создаем университет здесь, в России».

Один из наиболее авторитетных американских специалистов по истории российской науки, профессор MIT, сотрудник гарвардского Центра российско-евразийских исследований им. Дэвиса Лорэн Грэм рассказывал в интервью журналу «Эксперт», что идея проекта состоит в том, что MIT и Сколково будут вместе работать над высокотехнологичными проблемами, что ученые из MIT будут не только заниматься исследовательской работой, но и демонстрировать российским коллегам, как, основываясь на результатах этих исследований, создавать компании. «MIT нужны контакты с лучшими учеными, доступ к лучшим технологиям, — объяснял Грэм. — Они думают, что смогут найти все это в России. MIT также ищет деньги на исследования и надеется, что Россия сможет профинансировать совместные научные разработки» [40].