Одного поля ягодки - Светлана Алешина

Я, к моему сожалению, была трезва до отвращения и радости народной, как всегда, не разделяла. Было мне ужасно тоскливо и уныло. Я все смотрела в сторону загадочной дверки, как Буратино на нарисованный очаг в каморке у папы Карло, а дверь была по-прежнему закрыта, и никаких движений там не было.

Соседняя с нами парочка от смеха перешла к действиям, и теперь оттуда доносились тяжелое дыхание и женские стоны. Обеспокоенный Ларчик кидал в ту сторону взоры и искоса смотрел на меня.

— Перестань на меня так пялиться, — не выдержав, прошипела я. — А то я подумаю, что ты решил меня обольстить под этой невыносимой пальмой.

— Наоборот, — покраснел несчастный босс. — Я беспокоюсь, как бы ты не…

— Чего — не? Ты подумал, что это я начну тебя обольщать? Не дождешься…

— Да нет, — отмахнулся он. — Что эти звуки не для твоих ушей.

— Ах вон что… Ты заботишься о моей нравственной чистоте и незамутненности… Ну так, дорогой мой, жизнь вторгается без твоего повеления. Я уже не такая маленькая, какой кажусь. И научилась не обращать на некоторые вещи никакого внимания. Стоп!

Я впилась взглядом в бармена. Он явно собирался уйти. Покинуть свой боевой пост.

— Что там такое? — начал Лариков, но я схватила его за руку.

Бармен прошел к заветной двери и постучал в нее. Она открылась, и я не поверила своим глазам.

— Ну и фишка, — пробормотала я, не смея отвести взгляда от очень хорошо знакомого лица, появившегося в проеме дверей.

Бармен что-то говорил, поминутно оглядываясь, а моя очень хорошая знакомая все это внимательно и озабоченно слушала, иногда оглядываясь.

Раньше, чем я успела вскочить, дверь закрылась, и бармен вернулся на место.

— И что теперь делать? — кисло спросила я у Ларчика, который был ошарашен не меньше моего. — Расслабиться и как ни в чем не бывало продолжать распивать джин-тоник? Или мчаться за ней в эту потаенную комнатушку?

Он тоже не ожидал увидеть здесь Екатерину!

* * *

Конечно, я совершила в этот вечер новую глупость. Видимо, такой был вечер — запрограммированность Александры Сергеевны на глупости была чересчур велика. Честности ради признаюсь — я вообще горазда на глупости, что уж тут скрывать.

Но сегодня был какой-то особенный вечерок. Урожайный! Глупее я еще никогда себя не чувствовала — разве что в тот момент, лет пять назад, когда мне пришло в голову объясниться в любви моему преподавателю по французскому. Вот тогда я чувствовала себя, пожалуй, мерзопакостнее, чем теперь. А может быть, и нет.

Но меня разбирало любопытство, а Ларчик от удивления и потрясения застыл, бессмысленно вглядываясь в дверь.

Я же, в силу своей непонятной особенности сначала делать, а потом думать, рванулась к двери и оказалась бы там, если бы меня не перехватила по дороге чья-то мощная рука.

— Куда? — услышала я над ухом голос.

Подняв глаза, я встретилась взглядом с барменом.

— Надо же, — осклабился он. — А я думал, ты все-таки умнее. Что ты отсюда ушла и решила не возвращаться!

— Нет, ты меня явно переоценил, — огрызнулась я. — Мои умственные способности не настолько велики, как тебе этого бы хотелось. Особенно сегодня.

— Никак не пойму, чего ты ко мне пристала… Что тебе нужно? Вики твоей я не знаю. Я же тебе сказал.

— Обстоятельства, мой друг, переменились, — радостно улыбнулась я, почти с нежностью глядя на его отвратительно-самоуверенную физиономию, — теперь мне нужна не Вика.

— Неужели тебе понадобился я? — сделал он неудачную попытку выглядеть остроумным.

— Не обольщайся на свой счет, — фыркнула я презрительно. — Ты мне не станешь нужен, даже если мы вдвоем окажемся на необитаемом острове.

— Взаимно. Тогда кто тебе нужен?

— Мне нужна девушка, которая только что мелькнула во-он в той двери, — показала я.

— Какая девушка? — округлил он глаза. — Тут много девушек. Выбирай любую, раз у тебя такие странности.

— За дверью, — повторила я.

— Послушай, — наклонился он ко мне, хватая за руку мертвой хваткой. — Мне кажется, что некоторые чересчур ретиво суют свой нос в чужие дела. То, что за той дверью, тебя никоим образом не касается!

— А мне кажется, что касается, — попыталась я выдернуть руку из капкана его лапищ.

Как бы не так! Он вцепился в меня, как в последнюю надежду.

— Если ты не уйдешь отсюда немедленно, я за себя не отвечаю, — прошипел он.

— Оставьте девушку в покое, — раздался за моей спиной голос Ларчика. Он очнулся и теперь возвышался над нами с грозно сдвинутыми бровями, напоминая Зевса-громовержца в гневном состоянии. На меня он впечатления не произвел, но бармен швырнул меня ему в объятия и проговорил сквозь зубы:

— Так и забери отсюда свою рыжую сучку. Чего она тут вынюхивает?

— Что у вас за дверью? — не унимался Лариков.

— А это не ваше дело.

Ларчик сунул ему в нос лицензию. Господи, а я-то думала, что только у меня сегодня высший дар делать глупости! Я изо всех сил наступила ему на ногу.

Бармен с некоторой издевкой рассмотрел лицензию и вернул ее Ларикову.

— Спрячь свою ксиву, — сказал он. — И запомни, братан, — твое счастье, что я сегодня добрый. Потому как в другой день я вызвал бы сюда охрану и вынес бы вас обоих за дверь. Сейчас я разрешаю вам уйти своими ножками.

— Что у вас там? — продолжал Лариков.

— Парень, ты меня плохо понял? Служебное помещение. Не твоего ума дело. А твоя ксива меня абсолютно не волнует. Так что учесывайте отсюда, пока я не разозлился…

Он развернулся и пошел за стойку. Мы не представляли для него ощутимой опасности.

— Нокдаун, — мрачно констатировала я. — Пошли, родной. Ничего нам тут больше не светит! Единственное, чем я могу нам помочь, — проверить одну свою догадку. А для этого мне нужен телефон!

* * *

От этого несносного кабака ближе было добраться до меня, вот туда мы и отправились.

Тем более что время уже было поздним. На улице наконец-то начался мороз, и мое настроение постепенно улучшилось. Еще бы — в самом центре нашей Торговой площади водрузили елку! Такую огромную, в огоньках и игрушках, да еще и вертящуюся!

— Ох, какое чудо! — выдохнула я, разом забывая о всех своих несчастьях, ухватывая Ларчика за рукав. — Давай немного постоим. Посмотрим на нее, а?

— Господи, Сашка, какая же ты еще маленькая! — вздохнул Ларчик. — Иногда ты становишься совсем ребенком!

Я не обиделась. Ну и пускай! Пускай я ребенок, но елка для меня всегда была и будет самым великим чудом из чудес, потому что от нее пахнет хвоей и немножко мандаринами, а эти волшебные огоньки делают ее и вовсе пришелицей из детских фантазий.