Изгои Средневековья. «Черные мифы» и реальность - Гила Лоран

Но основная критика исходила, конечно, со стороны христиан, стремившихся убедить евреев в том, что те, не приняв Иисуса, лишились божественного благоволения и не являются более избранным народом. Во многих диалогах и трактатах велся спор о том, кто теперь избранный народ, или «истинный Израиль». Христианские полемисты вслед за Блаженным Августином, назвавшим христиан Израилем «не по плоти, но по духу», утверждали, что после Иисуса все изменилось, утвержден Новый Завет и избран новый народ – христиане, иудеи же, подобно Исаву, лишены первородства, то есть избранности, и находятся теперь в рабстве у христиан, как сказано: «и больший (или старший) будет служит меньшему» (Быт 25:23). Евреев, не увидевших и не восславивших Бога в Иисусе, христианские авторы не называли «Израилем», а слово «иудеи» связывали не с праотцом Иудой, а с Иудой Искариотом, предавшим Иисуса.

Кроме «подлинного Израиля» в круг постоянных тем иудеохристианской полемики входило мессианство Иисуса, троичность божества, непорочное зачатие, буквальный vs аллегорический способ понимания библейского текста, свобода воли ангелов и еще ряд сюжетов.

Христиане утверждали, что мессия, то есть Иисус, уже приходил, принеся тем, кто в него уверовал, спасение души, спасения же в видимой реальности, наступления Царства Божьего, ожидали в его второе пришествие. Иудаизм настаивал на том, что подлинный мессия должен принести объективное избавление своему народу – собрать его из стран рассеяния, вернуть в Святую землю, стать ее царем и отстроить Храм. Все эти тезисы с обеих сторон доказывались многочисленными библейскими цитатами, или свидетельствами (testimonia). Так же, опираясь на Писание, христиане доказывали богочеловеческую природу Иисуса, непорочное зачатие Девы Марии и троичность божества, иудеи же упрекали христиан в многобожии, идолопоклонстве – поклонении кресту, иконам и статуям – и намеренных искажениях в переводе и толковании Писания. Например, догмат о непорочном зачатии христиане отстаивали ссылкой на стих из книги Исайи (7:14): «И Дева во чреве приимет, и родит Сына…». Иудеи же парировали: в оригинале у Исайи стоит слово алма – «девушка, молодая женщина», а не бетула – «дева, девственница».

Апелляция к Писанию, или «авторитету» (auctoritas), была основным методом полемики – наряду с апелляцией к разуму (ratio). Кроме того, в христианской полемической литературе встречаются различные правила и инструкции по ведению диспута, демонстрирующие растущую агрессию и меняющиеся задачи: в XIII веке нужно было уже не рассуждать, не искать истину и не доказывать правоту своей веры, а находить ошибки в учении противника с целью осудить его. У этой смены тактики была и практическая выгода: как трезво отмечал участник Парижского диспута, доминиканец и крещеный еврей Теобальд Сезаннский, обвинять и находить ошибки у иудеев легче, нежели доказывать истинность нашего учения.

Авторитетные тексты, к которым прибегали христианские полемисты, также со временем менялись. Если в раннее Средневековье в цитатники входили только стихи из Ветхого Завета в латинском переводе, то есть из Вульгаты, со временем многие теологи начали – с помощью помощников из числа крещеных евреев – использовать древнееврейский оригинал Писания, чтобы избежать ошибок перевода. А затем и Талмуд и другие раввинистические произведения – с целью побить врага его же оружием, показать, что сам Талмуд признает, что мессия уже пришел и т. д.

Евреи изначально не были склонны к использованию в полемике отдельных библейских стихов, но со временем заимствовали христианскую методологию и тоже стали составлять библейские цитатники. Они, в частности, отбирали особые «антихристианские» цитаты – ветхозаветные предостережения против лжемессий и лжепророков: например, «не надейтесь на сына человеческого, в котором нет спасения» (Пс 145:3), или «проклят полагающийся на смертного» (Иер 17:5). Критикуя христианскую догматику, еврейские полемисты обычно апеллировали к ratio, логике, утверждая, что догмат о Троице или же догмат о непорочном зачатии явно противоречат здравому смыслу. Христианские диспутанты пытались оправдать иррациональность этих догматов через сравнения с физическими явлениями. Например, божественное триединство сравнивали с тройственным бытованием солнца: солнце как физическое тело, луч, из него исходящий, и тепло, исходящее от обоих. А непорочное зачатие сравнивали с прохождением солнечного света через стекло. В позднесредневековой полемике, прежде всего в Испании, отдельные полемисты с обеих стороны апеллировали не просто к логике, а к диалектике или даже философии, но широкого распространения это не получило, и христиане предпочитали строить свои аргументы на «авторитете», а не на «разуме».

Мирные беседы и споры о вере между иудеями и христианами, изложенные в источниках до XIII века и, вероятно, так или иначе отражавшие реальную коммуникацию, разнились по своим задачам и интонации. Это могли быть консультации по части древнееврейского языка и буквального смысла Писания – христианские экзегеты обращались за подобными разъяснениями к ученым евреям. Так, например, представители знаменитой сен-викторской школы – богословской школы при парижском аббатстве Сен-Виктор – консультировались с евреями и констатировали это в своих экзегетических трудах, более того, указывали, что это было повсеместной практикой. Один из видных викторинцев Андрей Сен-Викторский в начале своего комментария на библейскую книгу Левит предуведомлял читателя: «касаемо содержания книги мы в основном не противоречили иным комментаторам, которые, как и мы, учились буквальному смыслу Пятикнижия у иудеев».

Это мог быть религиозный спор, направленный на совместное обретение истины. Так, оппонент основателя Сен-Викторской школы Гийома из Шампо богослов и философ Пьер Абеляр, известный, в частности, печально закончившимся романом со своей ученицей Элоизой и автобиографией «История моих бедствий», где этот роман описан, сочинил «Диалог между философом, иудеем и христианином». Это воображаемый диалог, диалог-видение, где трое участников явились автору во сне: «В ночи мне привиделось, и вот, предстали передо мною три мужа…» Абеляр утверждает, что нет правых и неправых – все «почитают единого Бога», хотя принадлежат «разным ветвям веры» и «служат Ему различно» – и диалог между ними имеет эвристическую ценность и не обязан вести к победе одной веры и осуждению другой: «…ни одно учение не является до такой степени ложным, чтобы не заключать в себе какой-нибудь истины, и, я думаю, нет ни одного столь пустого спора, чтобы в нем не оказалось какого-либо назидания…»

Диалог о вере мог становиться почти сатирическим жанром: один оппонент пристает с вопросами к другому, а тот остроумно отвергает его инсинуации, ответно унижая его религию. Таковы диалоги в еврейских полемических антологиях – «Книге завета» и «Книге Йосефа Ревнителя». Протагонистом там зачастую выступает французский раввин Йосеф Кара, которого донимают вопросами анонимные «христиане» или «клирики». Например: