Карамболь - Хокан Нессер

«Срабатывает, — подумал он. — Ритуал срабатывает. Формы побеждают сомнение; за столетия мы научились придавать пустоте и боли смысл. Смысл и стройность. Но мы ведь долго практиковались».

Чары разрушились, только когда он прошел мимо гроба с вцепившейся в его руку Джесс и, оставив все позади себя, двинулся из придела. Тут накатил леденящий приступ отчаяния, и Ван Вейтерен пошатнулся, был вынужден ухватиться за дочь и опереться на нее. Он на нее, она на него. До Ренаты, по другую сторону от Джесс, казалось бесконечно далеко, и он задумался над тем, почему вечно ощущает это расстояние. Почему?

Уже оказавшись за тяжелыми дверьми церкви под моросящим дождем, он думал лишь: «Кто же его убил? Я хочу знать, что за человек убил моего сына. И задул огонь».

— Я еще не разобрала, — сказала Марлен Фрей. — То есть не отделила его вещи от своих. Я не знаю, как принято поступать… если вы что-нибудь хотите.

Ван Вейтерен покачал головой:

— Конечно нет. Вы ведь жили вместе. Вещи Эриха, естественно, принадлежат вам.

Они сидели за столиком в кафе «У Аденаара». Марлен Фрей пила чай, он сам — вино. Она даже не курила. Он не понимал, почему его это удивляет, но удивляло. Эрих начал курить, когда ему было пятнадцать… даже, вероятно, раньше — просто его застигли в день пятнадцатилетия.

— В любом случае, вы можете как-нибудь зайти и посмотреть, — предложила она. — Возможно, захотите взять что-нибудь на память.

— Фотографии? — сообразил он. — У вас есть фотографии? Думаю, у меня нет ни единого снимка Эриха в последние годы.

Она мимолетно улыбнулась:

— Конечно. Кое-что есть. Во всяком случае, несколько штук.

Он кивнул, глядя на нее с виноватым видом:

— Простите, что я до сих пор не зашел к вам. Так много… так много всего навалилось.

— Сделать это никогда не поздно, — сказала она. — Приходите, когда будет время, и я дам вам несколько фотографий. По вечерам я дома. Во всяком случае, чаще всего, но все-таки лучше предварительно позвонить. Нам ведь не обязательно устраивать званый ужин.

— Да, — подтвердил он. — Не обязательно.

Она отпила чаю, и он пригубил вино, желая хоть как-то выразить некоторое согласие. Попутно украдкой ее рассматривал и заключил, что выглядит она хорошо. Конечно, бледная и усталая, но с правильными чертами лица, и совсем не пытается отвести взгляд, когда он смотрит ей в глаза. Его интересовало, что ей довелось испытать в жизни. Прошла ли она через то же, что и Эрих? Похоже, нет; у женщин обычно остаются более глубокие следы. Кое-что у нее, естественно, в прошлом было, но ничто в ее облике не выдавало недостатка силы.

Силы, чтобы противостоять жизненным трудностям. Да, он отметил, что сила у нее есть.

«Стыдно, — подумал он. — Стыдно, что я встречаюсь с ней только сейчас. При таких обстоятельствах. Мне, разумеется, следовало…»

Но затем на него нахлынуло воспоминание: Эрих мертв, причем с такой силой, что почти потемнело в глазах. Он поспешно допил вино и достал машинку для сигарет:

— Ничего, если я закурю?

Она снова слегка улыбнулась:

— Эрих курил.

Пока он скручивал сигарету и закуривал, оба молчали.

— Надо бы бросить, — сказал он. — Хотя так получается все-таки поменьше.

«Какого черта я болтаю о курении? — подумал он. — Какое имеет значение, что отец мертвого сына курит слишком много?»

Внезапно Марлен Фрей накрыла его руку своей (они сидят, и положить руку ему на плечо она не может!). Он почувствовал, как сердце пропустило один удар, и чуть не подавился дымом. Она, похоже, увидела его реакцию, но не стала притворяться, что ничего не заметила. Однако руку не убрала, а принялась всматриваться в него изучающими глазами, с чуть подрагивающими веками.

— Пожалуй, я смогла бы вас полюбить, — сказала она. — Жаль, что все вышло, как вышло.

«Вышло, как вышло? — подумал он. — Жаль? Довольно мягко сказано».

— Да, — отозвался он. — Я сожалею, что так мало общался с Эрихом. Следовало, конечно…

— Это не ваша вина, — перебила Марлен. — Он был немного… ну, как бы сказать? — Она пожала плечами. — Но я любила его. Нам было хорошо вместе, казалось, будто мы повзрослели оттого, что нашли друг друга… в каком-то смысле. И вот кое-что еще…

Это совершенно выпало у него из памяти.

— Да-да, конечно. О чем, собственно, речь?

Она отпустила его руку и некоторое время смотрела в чашку, медленно водя в ней ложкой.

— Не знаю, как вы к этому отнесетесь, но дело в том, что у меня будет ребенок. Я уже на третьем месяце… ну, вот, собственно, и все.

— Господи! — воскликнул он и затем действительно подавился дымом.

Ранним утром во вторник Ван Вейтерен повез Джесс в аэропорт Зексхафен. Он сообщил и ей, и Ренате о разговоре с Марлен Фрей; Джесс позвонила той прямо в понедельник вечером и договорилась о встрече, как только она вновь приедет в Маардам. Хотелось надеяться, что уже к Новому году.

Предполагалось, разумеется, что Рената тоже поедет в аэропорт, но от нее пришло сообщение, что она проснулась с температурой и болью в горле. Ван Вейтерен благословил бацилл, подозревая, что Джесс тоже против них ничего не имеет.

Этим утром она опять держала его за руку, пока они почти ползком пробирались в автомобиле сквозь полосы тумана над Ландсмоором и Вейллем, — держала теплой рукой, которая временами крепко сжималась. Он чувствовал в этом знак дочерней любви и привычного страха перед расставанием. В такой день, разумеется, более сильного, чем когда-либо. Страха перед расставанием с корнями в этой равнинной североевропейской местности. С Эрихом. Возможно, и с ним.

— Как тяжело расставаться, — сказал он.

— Да, тяжело.

— Научиться этому невозможно. Правда, в расставании, пожалуй, есть и некий смысл.

Будто ненадолго умираешь, чуть не добавил он, но удержался.

— Не люблю аэропорты, — проговорила она. — Мне всегда страшно, когда надо куда-нибудь ехать. Эрих был таким же.

Ван Вейтерен кивнул. Этого он не знал. Он задумался над тем, как многого не знает о своих детях. Сколько он уже упустил, и сколько еще можно исправить и узнать.

— Впрочем, я ведь его очень плохо знала, — добавила она через некоторое время. — Надеюсь, Марлен Фрей мне понравится… у меня такое ощущение, будто он все-таки оставил по себе след. Да, очень надеюсь, что все сложится хорошо. Было бы ужасно, если…

Она замолчала. Он заметил, что у нее потекли слезы, и надолго сжал ее руку.

— Сейчас я все-таки чувствую себя лучше, — продолжала она, справившись с рыданием. — Лучше, чем когда приехала. От этого мне никогда не отойти, но временами я чувствую себя почти спокойной. Или просто от бесконечных слез чувства притупляются, как ты думаешь?