Рай, ад и мадемуазель - Гарольд Карлтон
Шрифт:
Интервал:
— Я сказала отцу, что встречаюсь с немцем, — простонала Саманта. — Я пишу папе каждую неделю, рассказываю, как живу.
Она порылась в сумочке и достала письмо.
— На ломаном английском — отец не получил классического образования. Но это не помешало ему в тридцать лет заработать первый миллион. Это письмо знаменует конец моего детства. Наверное, в двадцать пять слегка поздновато?
Девушка сняла с сумки шарф от Шанель и повязала на голову.
— Еврейский ритуал? — спросил Кристофер, наблюдая за подругой.
— Нет, мне просто нравится одеваться по случаю, — объяснила Саманта. — Я прочитаю письмо, как папа.
Она прокашлялась.
— «Моя дорогая малыш Сэмми», — начала американка со странным акцентом.
Кристофер удивился.
— Ты транслируешь через свое тело дух отца?
Саманта сердито глянула на него.
— «Всегда я радостен, когда читаю твои славные дастежения во Париже, — продолжила девушка. — Твои дастежения делают тебя образованной молодой леди, и папочка очень тобой гордится. Так я был радостен, когда прочитал, ты нашла мужчину который тебя любит и обращается с тобой как с Принцесой».
— Это Клаус, — прервавшись, напомнила Кристоферу Саманта.
— «Но я чуть не отдал концы, когда прочитал, что он немец. Сэмми, ты как могла так поступить со мной? Может, его отец или дед был нацистом. Ты спросила это, перед тем как позволить ему любить тебя? Может, ты забыла, что нацисты убили твоих бабушку и дедушку? Возможно, ты целуешь сына убийцы! А теперь порадуй своего папочку, избавься от этого нациста. Конечно же, в Париже много свободных французов. Такой красавице не обязательно быть в одиночестве».
Она подняла на Кристофера заплаканные глаза.
— Папочка — единственный мужчина, который считает меня красивой.
Девушка опустила письмо и убрала шарф, не отрывая взгляда от Кристофера.
— Клаус — фашист? — шепотом спросила она.
— Если я правильно помню уроки истории, фашистов наголову разбили в сорок пятом, — проговорил британец.
— Фух! Повезло Клаусу.
Саманта обмахнула лицо письмом.
— В Беверли-Хиллз и в Нью-Йорке мы не знали ни одного немца. Папа не предупреждал меня о них. Хотя моей странной семейке свойственны такие запреты. Я вижу все иначе: для папы немец — это нацист, для меня — великолепный любовник с неподражаемым марширующим ритмом. Да еще и талантливый модный фотограф. Мне повезло с Клаусом. Я не могу бросить его!
— Надеюсь. Он так сильно увлечен тобой! Что скажешь отцу?
Девушка на мгновение нахмурилась.
— Думаю, пошлю открытку с Эйфелевой башней и скажу — очень тактично, конечно: иди куда подальше. По-венгерски. — Она неотрывно смотрела на Кристофера, ослепительно улыбаясь. — А пока начну менять Клауса. Ну, знаешь, сделаю его более французом, нежели немцем. Все дело в образе.
Девушка просияла, допивая кока-колу.
— Спасибо, что выслушал. А теперь подумаем, как превратить «Деланж» в самый шикарный дом на планете. Даже лучше «Шанель».
— Девушки, знакомьтесь, это Софи, — провозгласила глава ателье. — Она будет проходить stage[49]у нас.
Софи неуверенно зашла в мастерскую. Остальные работницы посмотрели на нее. Моник очень внимательно оглядела симпатичную новенькую — и внутри поднялась волна противоречивых эмоций. Одна из них — зависть. Скромница увидела в этой девушке угрозу.
Остальные с первого взгляда поняли, что Софи лучше одевается и красивее говорит: очевидно, испорченной богатенькой девочке понадобилась stage, чтобы подняться по карьерной лестнице.
Работницы садились на скамью, совсем новеньким приходилось протискиваться на незавидное место посередине. Чтобы забраться туда, Софи подняла изящную ножку, показав дорогие туфли.
«Неужели не понимает, что такая роскошь вызовет только зависть?» — подумала Моник. Она искоса наблюдала за Софи. Та присела рядом с Матэ из Алжира и спокойно занялась подкладками для юбки. Пахло от новенькой дорогими духами.
Мраморно-бледная кожа Софи, зеленые глаза, роскошные рыжие волосы, манера держаться так, словно она из другого мира, — Моник не могла оторвать от девушки взгляд. Она постаралась сосредоточиться на работе.
Софи глубоко вздохнула и начала шить. Она поступилась гордостью, попросив мать устроить stage. Хотя помочь начать карьеру — меньшее, что могла сделать мадам Антуан. Работать на «Шанель», даже бесплатно, интереснее, чем учиться в школе «Шамбр синдикаль». Она вошла в мир высокой моды! Только одно плохо: шитье подкладок оставляло слишком много времени на размышления.
В обед девушки убегали из мастерской, чтобы бросить металлические судки с едой, berlingots, в котел, полный горячей воды. Софи скинула рабочий халат и надела джинсовую куртку. Моник пошла за ней по служебной лестнице и дальше до площади Мадлен. Мужчины оборачивались Софи вслед. Если месье Гай безумно влюбится в нее, сможет ли Моник винить мастера? Будь она мужчиной, кого бы выбрала: себя или Софи? Соревноваться бессмысленно.
Моник всегда вела себя рационально, знала, что делает, но сегодня интуиция подсказала ей не упускать девушку из виду.
Софи не сделала ничего подозрительного: присела за столик уличного кафе и заказала сырный багет и кофе со сливками. Когда заказ принесли, принялась есть, то и дело поглядывая на часы. Очевидно, не привыкла к перерывам в сорок пять минут и не хотела опаздывать.
Моник сидела через несколько столиков от «объекта», прихлебывая кофе из крошечной чашечки. Она хотела во что бы то ни стало узнать побольше о незваной гостье, как окрестила стажерку с первого взгляда.
Держа в руках чашку, Моник время от времени откусывала от яблока, которое взяла из сумки. Софи расплатилась по счету, и «шпионка» проследила за ней до дома, держась позади на расстоянии двадцати шагов. Глупо паниковать только потому, что в ателье появилась хорошенькая швея! Моник стало стыдно.
Вторая половина дня за работой пролетела очень быстро. Софи велели переделать подкладку для юбки: та была неправильно сметана. Моник немного позлорадствовала про себя: «Просто кошмар, если бы эта девушка оказалась еще и хорошей работницей!»
Вечером, когда месье Гай отпустил их, Моник снова пошла на двадцать шагов позади рыжеволосой красавицы, на этот раз до ее дома. Увидев, где живет новенькая, «шпионка» сможет догадаться, почему та пришла в ателье.
Она изо всех сил старалась не отставать, когда Софи огибала медленно бредущих прохожих или сходила с тротуара, чтобы обогнать их. Они обошли площадь Согласия и повернули на Елисейские Поля. Моник никогда не нравились здешние огромные кафе и выставки автомобилей. К ее облегчению, Софи прошла мимо первой станции метро «Клемансо» и быстрым шагом добралась до конца проспекта. На площади Этуаль она повернула налево, пересекла два проспекта и пошла по Клебер-авеню. Вместо офисов появились жилые дома, множество продуктовых и цветочных магазинов. Истинно буржуазный район. Софи остановилась, нажала на звонок и, открыв большую деревянную дверь, скрылась в доме.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!