Рай, ад и мадемуазель - Гарольд Карлтон

— О вас хорошо отзываются. — Месье Гай восхищенно посмотрел на девушку и указал ей место за рабочим столом. — Сама мадемуазель. А она, поверьте, не очень щедра на похвалу. Вам здесь понравится. Я ценю отличную работу, ценю своих сотрудниц. И не прошу многого. Только совершенство.

— Bien sûr,[47]месье.

Моник отвела взгляд от его жгучих глаз и увидела нечто столь же волнующее: черные завитки волос у расстегнутого воротника белой рубашки. Снова отвернулась. Месье Гай разложил на рабочем столе восхитительную бледно-голубую шерсть-букле, подготовив к раскрою.

Девушка внимательно посмотрела на руки Гая. Они напоминали плавник, течением реки прибитый к берегу рядом с Анжером: смуглые, без единого волоска, с аккуратно подстриженными ногтями — воплощение силы. Руки портного. Руки мастера. Будто слепой, он несколько секунд разглаживал материал, пытаясь найти изъяны.

— Мадемуазель Шанель сама выбирает ткань. Но никто не знает наверняка, как материал ляжет. Есть шерсть, которая лохматится на краях пиджака, если не использовать шов через край. Эта вряд ли подойдет. — Осторожно свернул полотно и весело посмотрел на Моник. — Дам знать мадемуазель. Вряд ли она обрадуется. Великий дизайнер понимает, на что способна ткань.

Месье Гай огромными ножницами отрезал кусок другой шерсти.

— Кроить — все равно что объезжать строптивую лошадь, — продолжал он размышлять вслух. — Нужно знать, как успокоить ткань, как она поведет себя при раскрое и сметывании. Некоторые материалы своенравны и не поддаются приручению. Приходится сражаться. Но лучше сотрудничать.

— Oui, месье, — еле слышно прошептала Моник.

Каждый раз, когда Гай прикасался к девушке, ту словно пронзало электричеством. Сбитая с толку швея присела за рабочий стол.

— Если хотя бы половина из того, что говорят о вашем мастерстве, — правда, мы сработаемся, — улыбнулся мужчина.

Моник кивнула, стараясь не придавать словам начальника большего смысла, чем он вкладывал. Дар (или проклятие?) месье Гая мешал сосредоточиться на работе. Девушке казалось, что ее соблазняют. Может, мужчина даже не осознает этого?

Другие работницы тепло приняли новенькую. Эти серьезные дамы, казалось, гораздо больше любили свое дело, чем швеи из мастерской мадам Мишель. Моник радовалась уже тому, что работать не мешало постоянное жалобное хныканье. А еще у начальника можно многому научиться! У первоклассного мастера, который знает язык ткани. У мужчины, от взгляда которого у Моник сжималось сердце.

К концу дня она уже совсем по-другому думала о работе, о жизни и о себе самой.

Кристофер несколько раз звонил Софи, но она либо не отвечала, либо делала вид, что занята.

— Я часто хожу в «Куполь» по вечерам, — сказал однажды. — Вдруг случайно встретимся…

Прозвучало это так холодно, что юноша не придал словам особого значения.

— Меня использовали «на одну ночь». Я ей не понравился, — с грустным вздохом пожаловался он Клаусу.

— И что? — пожал плечами тот.

— Я думал, мы полюбили друг друга, — нахмурился Кристофер.

— Только из-за отличного секса? — удивился фотограф.

— Не такого уж и отличного, — грустно ответил модельер. — Не для дамы. Все дело в ней! Софи старается казаться неприступной, но на самом деле она такая… ранимая. Ее хочется защищать.

— Мне она ранимой не кажется.

— Ты когда-нибудь влюблялся?

— Мне больше нравится потакать желаниям плоти.

— Значит, просто секс? — засмеялся британец.

Немец усмехнулся в ответ.

— Практика всегда полезна.

Клаус вернулся к изучению груды фотоснимков у себя на столе. Он рассматривал каждый в лупу и пастельным карандашом отмечал удачные.

Месье Гай понимал, что Моник стала швеей по собственной воле и отнюдь не из-за недостатка образования. Портной знал, что девушка боготворит красивую ткань и мир моды. Они, словно два профессиональных танцора, вдруг обнаружили, что великолепно работают в паре.

Моник старалась не придавать жестам и прикосновениям мастера большего значения, чем подсказывала логика. «И ничегошеньки они не значат, — заверяла она сама себя. — Он так со всеми общается». Теперь девушка чаще бывала в парадной части дома, помогала на примерках. Она с восторгом сопровождала начальника в зеркальные cabines и гордо подавала булавки или ножницы прежде, чем он попросит. Словно предугадывала желания портного.

Когда месье Гай говорил, что на выходных был с женой или дочерью, Моник испытывала уколы ревности. Она как-то мельком видела супругу начальника в ателье: симпатичная, невысокая, стройная, но ничем особо не примечательная. «Она не заслуживает такого мужчину, как месье Гай», — поймала себя на мысли Моник. Но кто дал ей право решать? Любить женатого совсем не в ее принципах.

За неделю на примерке у Кристофера побывала вереница пожилых клиенток. «Почему они все выбирают одежду для молодых и стройных, а потом упрашивают припустить рукава, удлинить юбку или вовсе заменить брюками?» — возмущенно думал юноша. Он скептически наблюдал за этими изменениями. Каждый вечер Клаус выслушивал жалобы соседа.

— Им не нужна мода, — говорил Кристофер. — Они пытаются уничтожить ее!

Клаус заглянул в свой винный бокал.

— Молодым девушкам уже не интересна дорогая одежда. Им нравится сидеть в потертых джинсах за рулем быстрой машины. Кутюр скоро придет конец. Не завидую тебе, дружище! Я-то, по крайней мере, смогу фотографировать хорошеньких дамочек.

— Эти старухи навсегда отобьют у меня желание заниматься модой, — решительно заявил «британский ангел».

— Нет, — покачал головой немец. — Мы пристрастились к моде и не сможем без нее.

Камилла Деланж все чаще болела и все позже приходила в студию. Вскоре она стала появляться лишь в полдень, и то на час. Ходили слухи, что глава дома собралась на пенсию. Кристофер часто мечтал, что займет ее место. Но в реальности для этого он недостаточно долго работал в «Деланж». Назначили нового дизайнера: бельгиец Жюль Кальер, около пятидесяти лет, последние десять работал дизайнером в «Сашерель», таком же старомодном доме. У Кристофера — новый босс.

Миниатюрный Жюль был о себе очень высокого мнения. Он постоянно изобретал новые способы насолить Кристоферу: распрыскивал вокруг его стола приторные духи «для вдохновения», весь день носил тонкие лайковые перчатки и постоянно жевал экзотические фрукты из «Фошон». А еще от бельгийца не отставала свита из восхищенных ассистенток, за спинами которых он прятался, словно в коконе.

— Он восхищается парижским домом «Бальма»! — с отвращением поведал Кристофер Саманте.