Наречённая ветра - Литта Лински

— Не говори о нем так! — с болью воскликнула Эви.

— Но он ведь хотел тебя убить, — напомнил Инослейв с искренним недоумением.

— Я помню. И по-своему он был прав. Если бы отец четыре года назад послушался Шанари, все было бы по-другому. Я не прощу его, но теперь он мертв, а потому… — она оборвала себя на полуслове. — Смерть Шанари — такая внезапная и нелепая… это Айлен устроил, да?

— Нет.

Ветер смотрел на нее, чуть прищурившись, сохраняя на лице безмятежное выражение и легкую полуулыбку. В его спокойной уверенности читался вызов, и Эви все поняла.

— Это был ты? — спрашивая, она уже знала ответ.

— Я.

— Да как ты смел?! — взорвалась она. — Кто ты такой, чтоб решать, кому жить, а кому умереть?

— Я — ветер, Эви. И я принимаю решения, исходя из своих интересов и принципов. Уж прости, что не спросил твоего позволения убить Шанари. У меня был личный счет к этому человеку. Он посягнул на нечто бесценное для меня — на тебя, и поплатился за это жизнью.

— Как все просто!

— Да, Эви, — из его голоса исчезла мягкость. — У ветров все просто. Нам чужды человеческие сложности. Вот взять хотя бы тебя. У тебя есть все основания ненавидеть Шанари, но ты вместо этого ненавидишь меня. За то, что я убил того, кто хотел убить тебя. Где логика?

— Тебе не понять, — она обреченно махнула рукой. — Будь добр хотя бы сказать, почему ты…

— Довольно пока вопросов, моя принцесса, — Инослейв приложил палец к ее губам. — Тем более что я уже давно вытащил последнюю занозу из твоей пятки. Думаю, тебе стоит отдохнуть. Ты слишком много пережила за последний день. Выспишься, восстановишь силы, тогда и вернемся к разговорам.

— Высплюсь? — Эвинол в недоумении уставилась на него. — Да я только недавно глаза открыла.

— На мой взгляд, обморок — плохая замена сну, — ответил ветер, подхватывая Эви на руки. — Кроме того, ты, должно быть, хочешь остаться одна.

— Хочу, — согласилась она.

Надо же, какая тактичность! Только что не моргнув глазом признался в убийстве, а теперь проявляет трогательную заботу о ее состоянии и душевном покое. Надо бы спросить, куда он собирается ее тащить, но Эвинол не хотелось разговаривать с ветром.

— Я отнесу тебя в башню, — ответил на незаданный вопрос Инослейв.

— Куда хочешь, — равнодушно отозвалась она.

Она ощутила, что и впрямь бесконечно устала. Ноги саднили от ран, голова болела, глаза горели от невыплаканных слез. Но в сравнении с душевными муками заботы тела казались мелочью. На душе было даже не тяжело, скорее пусто. Будто все, что было дорого и важно, внезапно выбросили, не оставив взамен ничего. Но даже думать об этом не было сил.

Когда Инослейв обернулся ветром и понес ее над землей, Эви не испытала прежнего изумления и восторга. Если бы ветер со всей силы ударил ее о землю, Эвинол и это приняла бы как должное.

Как и обещал, Инослейв отнес ее в башню, точнее, на ее вершину. Ажурные зубцы и каменные плиты, которыми был вымощен пол, были прекрасны, не говоря уже о горных вершинах на ярко-синем небесном фоне. Но сейчас Эвинол не было дела до красоты мира. Ей не было дела ни до Инослейва, ни до себя самой.

Вновь обернувшийся человеком Инослейв понес Эви к сплетенному из разноцветных нитей гамаку, закрепленному между двумя каменными зубцами.

— Мое любимое место, — с улыбкой сообщил он. — Я готов уступить его тебе, если не испугаешься, конечно.

— Я больше ничего не боюсь.

Лишь ответив, Эви поняла, что ветер поймал ее в ловушку. Не упомяни он про страх, она, без сомнений, отказалась бы спать на «его любимом месте». А теперь отказ сойдет за трусость. Впрочем, ей все равно. И пусть она во сне сверзится с огромной высоты, тем лучше. А если у Инослейва есть причины жалеть о ней, пусть мучается, он заслужил.

Когда ветер опустил ее на шаткое ложе над бездной, Эвинол, вопреки решимости, ощутила жуткий страх. Она боялась шевельнуться и вздохнуть, а сердце, казалось, забыло, что ему положено биться.

— Боишься? — спросил ветер, не скрывая довольства в голосе. — Не бойся, маленькая. Ты не упадешь, обещаю.

И тут же, опровергая собственные слова, Инослейв исчез. Несколько минут назад Эви мечтала избавиться от его общества, а теперь молила его вернуться. Но молила про себя, не желая унижаться. Она бы слезла, если бы не опасалась, что любое движение грозит падением. Гамак качнулся, и Эви до боли вцепилась пальцами в скользкие шелковые нити. Он качнулся сильнее, и она зажмурилась, приготовившись к худшему. И вдруг ощутила на коже знакомое прикосновение, несущее тепло и прохладу.

Инослейв развлекался, раскачивая ее над пропастью. Это кем же надо быть, чтоб так издеваться над измученным человеком? Однако, несмотря на злость, его присутствие успокоило Эви. Вряд ли ветер позволит ей упасть, раз уж приложил столько усилий, чтоб затащить в свою обитель. Эвинол закрыла глаза и ослабила хватку, теперь лишь слегка держась за края гамака. Было что-то странно-упоительное в том, чтоб доверить свою жизнь ветру. Тем более ей не впервой.

Эвинол беспокойно металась, иногда вскрикивала или тихо стонала. Бедная! Сколько же ей пришлось пережить за последний день. Неудивительно, что боль не отпускает ее и во сне.

Инослейв еще крепче обнял ее. Человеческие объятия не сравнятся с объятиями ветра. Разве сможет человек обнять любимую от макушки до израненных пальчиков на ногах? Разве способен он ощутить любое движение, поймать каждое дыхание? Человеческие прикосновения приятны и могут в какой-то мере отражать чувства, но никогда не передать им единения, возможного только в объятиях ветра. Впрочем, Эви вряд ли могла оценить разницу, по крайней мере, находясь во власти своих кошмаров.

Инослейв почувствовал легкую дрожь, сотрясающую тело Эвинол. С каждой минутой она усиливалась, пока Эви не заколотило в настоящем ознобе. Чтобы согреть ее, ветер сделался теплым, наполняя свои потоки воспоминаниями. Он окутал Эви послеполуденным июльским маревом, уютным жаром от ночного костра, ласковым теплом первых весенних лучей. Согретая Эвинол постепенно перестала дрожать и затихла, и даже лицо ее вместо страдания озарилось умиротворением.

Однако Инослейв не спешил радоваться. До него постепенно доходило, сколько заботы понадобится хрупкой человеческой девушке. Эвинол — не ветер, ей нужно есть, спать, одеваться. Она может мерзнуть и даже болеть. Недостаточно просто забрать ее и притащить сюда, тем самым защитив от всех невзгод. Безопасность — далеко не единственная потребность живых людей. Непросто же ему будет научиться думать обо всех этих мелочах, важных для смертных. Но если начинать, то лучше прямо сейчас, пока Эви спит.

Вздохнув, ветер обхватил тело девушки и медленно, стараясь не потревожить ее сна, опустил вниз, к подножию башни. И речи быть не могло о том, чтоб оставить ее качаться наверху. Она так мечется во сне, что в лучшем случае свалится на каменный пол башни, а в худшем — на землю. Будить же Эви тоже не хотелось по двум причинам. Во-первых, измученному телу нужен покой, во-вторых, лучше бы девочке пока не оставаться здесь без присмотра. Инослейв рассчитывал вернуться до ее пробуждения.