Брак по-американски - Анна Левина

Гости шумно и горячо поздравили Гарика, обошли меня, как пустое место, и сразу направились к столу.

— Гарик, что же ты хвастался домашней кухней? — насмешливо взвизгнула Нина. — Пока что на столе одни закуски из магазина!

— Не беспокойтесь, — подала голос я, — остальное на плите и в духовке. Садитесь за стол, я всё подам!

Настроение было испорчено окончательно. Застольная беседа не клеилась. Мужчины без тостов пили водку, одну рюмку за другой. Циля и Нина перешёптывались, переглядывались и перехихикивались. Я молча подавала и убирала, поглядывая на именинника, который пил и хмелел всё больше и больше. Когда гости наконец-то ушли, Гарик был совсем пьян.

Я мыла посуду, а Гарик сидел за столом, курил и ворчал:

— Ты думаешь, я не видел, как они с тобой обращались? Я всё видел! Я всё понимаю! Они считают, что ты — блядь, потому что живёшь со мной! А они хуже тебя, потому что они — скрытые бляди! Нинка-то наша! Королева сраная! Со всеми спала-переспала и до замужества и после! И с мужем сто раз из-за своего блядства разводилась, но он её пожалел! А теперь они гордые, они при мужьях! Цилька-стерва — тоже блядь, весь дом об этом знает, а я особенно! Что она тут выделывала, пока её муж десять лет в отказе сидел! Недаром, когда он приехал, она вырядилась, причёску сделала, на аэродром поехала его встречать! Дура! Он к ней даже не подошёл! В ногах у него валялась! Он сначала в упор её видеть не хотел, а потом сломался, куда ему деваться? Ни языка, ни работы, а Цилька с квартирой, устроенная, при деньгах! Вернулся к ней. А что толку? Живут все друг с другом как враги, а перед тобой выдрючиваются! Бляди — они бляди и есть!

— Ну, ладно, кончай базар! — оборвала я поток пьяного откровения. — Чёрт с ними со всеми. Пойдём лучше спать, я дико устала!

В спальне Гарик вдруг набросился на меня и стал больно мять, щипать и рвать моё тело руками. Лицо его было жуткое, с сатанинской, садисткой, кривой ухмылкой.

— Прекрати! — закричала я, отбиваясь. — Прекрати сейчас же! Что это на тебя нашло? Как ты себя ведёшь? Хамство какое!

Гарик весь сжался, съёжился, как от удара, лицо его вмиг стало жалким и обиженным. Он свернулся калачиком и моментально уснул, а я еще долго лежала и плакала в темноте, не заметив, как на полу всхлипе провалилась в сон.

Утром я проснулась от того, что Гарик гладил меня по щеке и целовал, чуть прикасаясь губами.

— Я вчера буянил? — прошептал он, целуя меня в мочку уха.

— Не буянил, дебоширил, — поправила я.

— Перепил. Так расстроился, что они тебя обижают, что пил и пил. И вот напился. Сволочи они, не обращай внимания!

— Я домой хочу.

— Поедем. Сейчас соберём всё вкусное и поедем к тебе.

Мы быстро оделись, запаковали остатки пиршества в кастрюли и коробки.

— Гарька, снеси что-нибудь маме, — предложила я.

— Не надо. Ты же её не знаешь. Скажет, зачем мне ваши объедки, и ещё больше обидится.

— Ну, как знаешь, — устало отмахнулась я, — поехали.

Так печально прошло пятидесятилетие Гарика, которого я так ждала и потратила на него столько сил.

Многие думает, что мы с мамой живём вдвоём. Но друзья и родственники знают нашего третьего полноправного члена семьи, которого мы с мамой очень любим, холим и лелеем. Это наш кот Киса.

Бабушка так и говорит:

— Хорошо бы хоть один день пожить у вас котом!

Когда мы только приехали, по всему нашему дому бегали мыши. Говорят, у нас жил китаец, который их разводил в клетке и любил как домашних животных.

Одни любят собак, другие — кошек, а китаец любил мышей. Однажды он поссорился со своим отцом, и тот назло, чтобы наказать грубияна-сына, выпустил из клетки его любимых мышек. С тех пор мыши заполонили дом, прыгали из духовок, а в нашей квартире нахально бегали по комнате у нас на глазах.

Терпение мамы лопнуло.

— Лучше жить с котом, чем с мышами!

Гуляя, мы как-то раз зашли в зоомагазин. В большой клетке копошились маленькие новорожденные котята. А один, серенький, залез на голову другому, одной лапой держался за прут клетки, а другую протягивал и жалобно пищал. Мама посмотрела на него с такой жалостью, что продавец, хороший психолог, тут же схватил котёнка за шиворот и посадил его маме на пальто, как брошку. Теперь котёнок орал прямо маме в ухо.

— Что вы делаете? — возмутилась мама. — Сейчас же уберите его!

Продавец опять схватил котёнка и хотел его снять с пальто, но не тут-то было! Котёнок впился когтями намертво, орал во всё горло, оторвать его было просто невозможно.

Пришлось маме заплатить и идти домой с орущим на всю улицу котёнком на плече.

Дома, теперь уже наш по праву, кот утихомирился, слез с пальто и стал гоняться по квартире, прилипая хвостом ко всем липучкам, расставленным для мышей. Каждый раз, чтобы освободить несчастного, приходилось ножницами отстригать шерсть, прилипшую к липучке, пока пушистый хвост не превратился в голый и розовый, как у крысы.

Тут я заметила, что в шерсти котёнка что-то шевелится, и сказала об этом маме. Мама дико распаниковалась. Кота заперли в ванной, а меня погнали в аптеку за лекарством от блох.

Весь вечер, посадив котёнка на ладонь, мама посыпала его разной дрянью и мыла. Чёрным дождём из шерсти вываливались мёртвые блохи. Котёнок терпеливо выдержал всю экзекуцию и только мелко дрожал на маминой ладошке. После этого, взахлёб напившись молока, уснул как убитый и спал три дня у мамы под мышкой.

Жить с котом было очень весело. Он то и дело развлекал нас своими выходками. То повисал у мамы на ноге и так, в обнимку, сидел на ней весь вечер, а мама ходила по квартире, прихрамывая. То забирался во все кульки и мешки, шуршал, кружился и не мог выбраться. То часами висел на спинке стула и ловил снизу свой собственный хвост. Каждый день кот показывал нам новый фокус, а мы умирали со смеху.

Прошёл месяц, за ним другой. Кот подрос и превратился в красавца с серой спиной, белым брюхом и чёрными усами и бородкой, как у мушкетёра.

Больше всех кот любил маму, ходил за ней по пятам, как собака, по вечерам ждал её у двери, а ночью спал у неё в ногах. Всех мышей наш кот передушил, но не ел, а торжественно приносил их маме и клал у её ног.

Чтобы в квартире не было дурного запаха, пришлось кота лишить мужского достоинства. Сделали это в больнице, по всем правилам. Перед тем, как отдать Кису на операцию, я полюбопытствовала:

— Скажите, доктор, это у нас обычный помойный кот?

— Ну что вы, — укоризненно поправил меня врач, — ваш кот не помойный, а уличный.

С тех пор больница регулярно присылала нам открытки, адресованные коту по имени Киса с нашей фамилией. Как правило, в открытках было написано: