Кольдиц. Записки капитана охраны. 1940–1945 - Рейнхольд Эггерс

Дверь на верхней площадке лестницы гауптвахты, ведущую к этому коридору, заперли на два засова. «Лошади», однако, ускакали. Две – не вернулись никогда. Но за свое открытие в театре я получил недельное увольнение и бутылку шампанского от коменданта.

Успех нашего трио, Муссолини, Диксона Хоука и меня, заработал нам наиболее злобную ненависть французской компании, а мне лично – прозвище Тартюф, несомненно благодаря моей привычке скрывать все свои враждебные или неприятные реакции за несколько напряженной, дрожащей усмешкой. Этим мучителям, чьи оскорбления явно были направлены на меня лично и как на немецкого офицера, не удалось вывести меня из себя. Должно быть, я произвел неблагоприятное впечатление на французскую братию, но, честно признаться, так было даже лучше. В глубине души я был огорчен, но, поскольку это входило в мои обязанности, я принял это как должное.

Хотя мы и нашли выход, о котором даже не подозревали, нам все еще предстояло обнаружить туннель. 14 января, на следующий день после того, как мы нашли дыру в театре, мы согнали британцев в одно из зданий вне замка на день, тогда как сами принялись «просеивать» их помещения словно через сито. Нашли мы не многое. Когда пришло время возвращаться назад в замок, двоих из них нашли в укрытии, но, на мой взгляд, они тем самым хотели просто спасти свой престиж, показав, что, несмотря на грозу, их дух остался не сломлен.

По-прежнему – никакого туннеля. Мы нашли один вход, в полу над столовой под британской длинной комнатой. Здесь в полом пространстве между сводом и полом остались следы рытья подкопа, но работы велись лишь в малых масштабах.

Мой частный поисковый комитет встретился снова. Действительно ли мы осмотрели все поверхности, внизу, вверху и с боков, во всех незанятых помещениях замка? Мы вычеркнули чердаки, театр, подвалы – мысленно прошлись по комнатам, этажам, лестничным площадкам, коридорам, контрфорсам и входам, которые так хорошо знали.

Внезапно я вспомнил о башне с часами в углу двора, где северная сторона примыкала к западному блоку. На нижнем этаже располагались помещения для хранения посылок, склады и лазарет. Над ним, на втором, третьем и верхнем этажах, находились французы. Годом раньше мы нашли двух французских офицеров, копавших в самом низу башни. Мы заложили кирпичами двери к уровням внутри башни – по одной на каждом этаже. Раньше гири часов свисали через дыры в полах башни, но в наше время сами часы не работали, и в 1940 году гири и трос убрал наш офицер службы охраны. Мы никогда не заглядывали внутрь этой шахты. Верх мы запечатали балками. Мы часто стояли на них на чердаке. Я наметил обследование башни с часами на 15 января. В то утро я отправил Муссолини на верхушку башни – он должен был оторвать пару балок и посветить внутрь. Муссолини снял две балки и внизу увидел свет и услышал движение. Он заглянул в трубу, где раньше висели гири от часов. Вместе с ним был мальчик – его взяли специально, чтобы потом спустить в шахту. Мальчик спустился вниз по веревке и немедленно начал кричать: «Здесь кто-то есть!»

Внизу находились три французских офицера, трудившиеся над каменной кладкой. В пятидесяти футах от земли мы нашли проход в туннель. Французы угрожали мальчику, одновременно пытаясь выбраться через боковую стену. Муссолини послал за помощью. Он не мог стрелять вниз в шахту, боясь задеть мальчика, а мы даже не расставили караульных у дверей на каждом из трех этажей, ведущих с лестничных площадок башни и заложенных кирпичами еще в 1941 году. Казалось, в этом не было нужды. Французы прорвались в ванную комнату (кстати, занятую) и скрылись.

Мне все это рассказали уже после того, как я прибежал туда из своей комнаты и поднялся наверх, чтобы посмотреть, что нашел Муссолини. Я приказал взломать самую нижнюю дверь в шахту. Мы залезли внутрь и увидели вертикальный ход – как вентиляционная шахта к нашей кухне, как лаз под сценой! Кучи сокровищ попали в наши руки – инструменты, одежда, но, увы, лишь двадцать три марки немецкими деньгами. И все же мы нашли начало туннеля. Он начинался прямо на вершине здания – вряд ли подходящее место для поисков подземного туннеля! Но тем не менее мы не нашли основного туннеля пленных – только его начало. Они попадали в эту вертикальную шахту, которую мы, по сути, сами им представили годом ранее, отодвигая балки наверху, но что потом? Они спускались на дно шахты и оттуда простым, незаметным путем попадали в подвал. Но где-то в подвале должна быть горизонтальная шахта. Мы спустились и осмотрелись. Нигде, ни в полу, ни в стенах, не было никакой дыры.

Я оставил караульного внизу в подвале и пошел подать донесение и подумать. Караульный оказался умным парнишкой. Он взял молоток и простукал каждый квадратный фут всех четырех стен и пола подвала и, в конце концов, нашел неплотно прилегающий квадрат каменной кладки. За ним и был вход в туннель.

Но эта горизонтальная шахта шла отнюдь не на север по кратчайшему пути за пределы проволочных ограждений. Она шла точно на восток под часовней. Огромные вековые поддерживающие балки под полом часовни были пропилены насквозь. Одноколейный путь и вагонетка служили для доставки камня с рабочего конца туннеля назад к основанию башни. Здесь его поднимали наверх на крышу, и, как мы уже знали, складывали на чердаках. Были установлены электрическое освещение и сигнальная система, питавшиеся из цепи в ризнице и при необходимости управляемые оттуда под прикрытием «религиозных и культурных мероприятий», которые мы так опрометчиво разрешили шесть месяцев ранее. Почему они пошли на восток под часовней, а не выбрали кратчайший путь наружу – прямо на север? Мы сочли, что они допускали существование склепа.

В конце часовни туннель шел вертикально вниз более двадцати футов, проходя под фундаментом, после чего снова поднимался к крутому склону парка. Я пролез до самого конца. Над моей головой время от времени раздавались шаги караульных, марширующих туда-сюда. Оставалось пройти еще около тридцати футов. Земля была мягкая и легко поддавалась. Мы успели как раз вовремя.

Французы были уверены, что о туннеле проговорились некоторые из их соотечественников, недавно переведенных в Эльстерхорст, но это была неправда. Обстоятельства начала нашей инспекции башни с часами в то утро свидетельствовали о том, что мы абсолютно не имели представления, что нас там ждало. Мы отнюдь не ожидали найти вход в туннель прямо под крышей. Если нам и вправду бы намекнули об этом, мы хотя бы расставили часовых на каждом этаже подле замурованных входов в башню. Эта находка представляла собой одну из тех счастливых случайностей, что иногда происходят, когда человек довольно долго следует здравому принципу. В этом случае нашим правилом было медленно и методично приближаться к подозреваемому опасному месту, игнорируя отсутствие результатов вплоть до окончания поисков, будь они успешными или нет. Это была поистине находка – на этот туннель, должно быть, ушло по крайней мере шесть месяцев работы. Мы все ликовали – особенно комендант. В награду он разрешил нашему поисковому комитету особое увольнение и в порыве щедрости включил в список бенефициаров и солдата, нашедшего вход в подвале!

Возможно, общая реакция бешенства и беспомощной ярости на обнаружение туннеля в часовне, в особенности среди французских офицеров, и спровоцировала инцидент, включавший лейтенанта Веркеста из бельгийской группы. Однажды утром этот офицер зашел слишком далеко в своем отказе отдать честь дежурному офицеру и вытащить руки из карманов, когда ему приказали это сделать. Это произошло во время построения и в присутствии других офицеров. Назначили военный суд по обвинению в неподчинении приказу. Местный адвокат, бывший военнопленный из Англии, взял на себя обязанности защиты. Слушание было назначено на март, а до тех пор Веркест оставался под арестом.