Кольдиц. Записки капитана охраны. 1940–1945 - Рейнхольд Эггерс

Когда Хорек, извиваясь, пробирался по туннелю, одно из слуховых окошек открылось и несколько инструментов выпало оттуда на снег дюжиной футов ниже. Чьи-то руки подобрали их и исчезли. Пока наш унтер-офицер пролезал через щель в крыше надстройки, из того же открытого окна выскользнула какая-то фигура и, поднявшись по угловой лестнице, скрылась в британском помещении. Наш караульный во дворе смотрел на все это широко раскрытыми глазами, даже не вскинув винтовку. В надстройке находилось еще два офицера, и Хорек выстрелил из своего револьвера как предупредительный сигнал другим желающим выбраться через окно.

«Schissen Sie mir, bitte, nicht», — заметил один из них, вежливо прося, чтобы ему не причинили никакого вреда. На этих двоих, лейтенантах Макензи и Орр-Эвинге, мы нашли тридцать немецких марок, пропуск и компас. Кому удалось убежать из окна, я так никогда и не узнал[40].

Исследование пола надстройки показало, что тогда как большая его часть соответствовала потолку конференц-зала внизу, ближайшая к углу двора часть приходилась над пустым пространством между залом и столовой. Эта область по форме напоминала кусок сыра – шесть футов в ширину и два фута в ширину там, где она сужалась. Окон в ней не было; чердак соединялся с этим пустым пространством через люк.

Нам пришла идея сделать проход через главную стену между надстройкой и нашими собственными помещениями, с двумя дверьми в начале и в конце. В этом месте стена была шести футов толщиной. Одна дверь выходила в одну из наших комнат, другая в надстройку. Так мы могли попасть в надстройку и затем спуститься вниз через люк в пустую комнату, после чего через вставленную нами же маленькую дверцу люка проскользнуть в зал. Этот путь мог оказаться удобным для попадания во двор быстро и абсолютно незаметно. Я, правда, не помню ни одного раза, чтобы мы им пользовались, зато не раз им пытались воспользоваться пленные. На самом деле уже через несколько дней после того, как работы завершились, мы застукали на чердаке двух офицеров, ковыряющихся в замке одной из наших новых дверей, той, что была на их стороне.

Они убежали, но в целях дополнительных мер предосторожности мы поставили на дверь с нашей стороны болты.

С нетерпением желая дойти до конца нашего списка на обыск без дальнейших проволочек, мы, наконец, собрались простукать вызывающий подозрения контрфорс с внешней стороны восточной стены пленных. Через несколько дней мы вошли во двор (без предупреждения, разумеется) с парой солдат и проворно двинулись вверх по лестнице в голландские помещения, у которых он и был построен. Их система оповещения, казалось, подвела. Наученные горьким опытом собственных ошибок с французами в башне с часами, мы расставили караульных на всех этажах этого здания, прежде чем приступили к работе. На этот раз наше неожиданное появление и наши предосторожности оказались стопроцентно эффективны.

Не успели мы пробиться в пустое здание, как нашим глазам предстала раскачивающаяся веревочная лестница. Я оставил часовых на месте и приказал принести несколько железных штырей. Используя их в качестве крюков в боковых стенах шахты, в которую мы забрались, я долез до верха на уровне четвертого этажа. Там, поджидая меня, стояли два голландских офицера, капитан Дамес и Хагеманн. Они копали туннель у основания этого контрфорса и, когда мы вошли, взобрались по веревочной лестнице. Не успели мы добраться до них, как они скрылись в стене. Стена, разумеется, их пропустила: мы обнаружили навесную дверь в два квадратных фута в каменной кладке. С обратной стороны находился их писсуар. Это был их вход и выход в контрфорс. Со стороны писсуара он был залит креозотом, который мы обычно выдавали в огромном количестве в ответ на искренние просьбы голландцев «в интересах гигиены»! Помимо него, к счастью, внутри находился часовой, который и задержал этих двух офицеров, пока не подоспели мы.

Сокровище было несметным. Пять полных ящиков одежды, детали немецкой униформы и полные (самодельные) гражданские костюмы, два мешка цемента, потерянных нами недавно, но главное – два манекена в натуральную величину. Последние, должно быть, использовались для прикрытия на построениях январских побегов из театра. Мы нашли один манекен при попытке бегства из парка в декабре; эти, должно быть, сделали уже после того. На перекличках голландцы стояли как манекены и манекены стояли как голландцы!

Этот голландский туннель был новым, но до выхода в парк оставалось всего пятнадцать ярдов – почти так же близко, как подобрались французы после многих месяцев работы под часовней. Мы проделали окно внизу этой шахты, установили там освещение и проверяли его каждый день снаружи.

Далее по списку следовал военврач, известный среди заключенных под кличкой Коновал. Он был довольно снисходителен со своими пациентами, и, если кто-то выглядел действительно больным (и проворно отдавал ему честь), он направлял их в лазарет, без излишних вопросов, где они могли полежать несколько дней. Представьте себе его ярость, когда однажды, получив определенную информацию (первый и почти единственный случай, когда мы что-то узнали от доносчика), мы прямиком направились к одной из кроватей и нашли внизу туннель, о котором нам рассказал осведомитель. Он не имел много шансов на успех, но он был – здесь, в комнате, полной больных заключенных! Их количество немедленно сократил вдвое.

Комендант прекратил прогулки в парк. Он знал, что это не могло долго продолжаться, но не мог упустить шанса подосаждать тем немногим, кто желал отправиться на прогулку в эту страшную зиму, несколько дней, пока те не подадут жалобу в вышестоящие инстанции и его не заставят отменить свое решение. Кроме того, он приостановил продажу пива. Не думаю, чтобы даже это оказало большое влияние: все мы знали, что пленные теперь делали свое собственное вино из винограда, и перегонка уже давно находилась в экспериментальной стадии.

Война на Дальнем Востоке шла плохо для союзников. Пали Сингапур, Гонконг, Ява и все голландские острова. «Шарнхорст» и другие корабли переплыли Английский канал. В одном британском дневнике я нашел запись от 12 марта: «Полемика – началась полоса неудач?» Морские неудачи всегда задевали британцев больнее всего.

Прошло уже два месяца после обнаружения французского туннеля, а возы булыжника по-прежнему поступали вниз с чердаков. Ординарцы грузили их на повозку (у нас была только одна лошадь), и она рысью ходила к городской свалке и обратно.

И однажды, что и требовалось доказать, лейтенант Десйоберт забрался в повозку, пока кучер и его лошадь отсутствовали во дворе (был час обеда). Когда работа возобновилась, французские и британские ординарцы, согласно намеченному плану, набросали сверху камней, но, к несчастью, их вес оказался слишком большим, и, когда повозка тронулась, офицер начал задыхаться. Ему удалось продержаться до главной улицы города, но там ему пришлось вылезти наружу, чтобы глотнуть свежего воздуха. Солдаты из города привели его обратно в замок. «Zigarre» на этот раз сначала достался мне, поскольку я был ЛО-1. Я передал его Муссолини, как ответственному за ординарцев, а он спихнул его на караульного, надзиравшего за погрузкой. Тот передал его на гауптвахту, заявив, что в любом случае окончательную проверку должны были осуществлять охранники. Мы приказали, как вы помните, унтер-офицерам, отвечающим за караул, протыкать все въезжающие и выезжающие грузы штыками. Они этого не сделали, и побег почти удался. Нам наглядно продемонстрировали, как снижалась ответственность за выполнение приказа. Несомненно, мера ответственности так же колеблется в немецкой армии, как и в любой другой!