Заклятая подруга - Арина Ларина

Лера с Ритой оторопело наблюдали за Вячеславом, который внезапно сорвался с места и ринулся к главному входу. Он пролетел мимо, как сайгак, вспугнутый охотником.

– Чего это было? – напряглась Горецкая.

– Пошли посмотрим, – предложила Маргарита.

– Сидеть! Нас там не хватало. Без нас все состоится. Тем более гляди, как этот прыщ принарядился! Не иначе – решил Лизавету потрясти. Значит, будет биться за любовь. Правильно, хотя и неожиданно. Мне казалось, что я в мужиках разбираюсь и этого маляра раскусила.

– Хоть бы у них все наладилось, – тихо вздохнула Рита. – Лизка его так любит.

– Все-таки Лиза, – раздраженно бормотал порядком окоченевший супруг.

Он уже жалел, что надел костюм, а не что-нибудь более подходящее. Правда, он, когда собирался, планировал это все в конце вечера снимать. Желательно с Данаей и под красивую музыку. Кто же знал, что Лизавета наставляет ему рога.

Это было неожиданно больно. Слава так привык, что сам решит, когда и почему они расстанутся, что вот так, с бухты-барахты осознать, что у жены тоже есть право голоса и возможность вильнуть влево, оказалось тяжело. Вместо того чтобы радоваться вниманию непризнанного гения, который познакомил ее с приличными людьми, скрасил ее одиночество и даже позволил стать женой, Лизавета затеяла банальную интрижку на стороне.

«Мне не хватало изюминки и остроты, а ей-то чего надо? Вместо того чтобы держаться руками и зубами за супруга, она позволила себе черт знает что! И черт знает с кем!» Мысль вильнула в другое русло. А с кем, собственно, она вообще позволила себе это самое «черт-те что»? Кто соперник-то? Хоть поглядеть, чего им, бабам, не хватает!

Ноги в легких, остроносых ботинках совершенно одеревенели, и Слава принялся подпрыгивать, как теннисный мячик, по которому с равными промежутками лупили ракеткой.

Мужчины – странные существа. Фраза «что имеем – не храним, потерявши – плачем» точно подходит к алгоритму их поведения. Как часто они замечают жену, когда она уже почти выскользнула из рук и вот-вот будет подобрана кем-то другим. Ревность – чувство примитивное, но действенное. Она пробуждает в самце инстинкт собственничества, и он вцепляется даже в то, что собирался выбросить. Если он пыхтя и сопя тащит на помойку старую тахту, то в его голове болтается лишь одна мысль – избавиться от пыльного старья. Пусть увезут на свалку! И вот он, с вытаращенными от напряжения глазами и багровой физиономией, добирается до лифта. А там – сосед.

– Слушай! – деловито говорит сосед. – Давай я твою тахту на дачу заберу! У нас там такой хлам! А твоя еще ничего! Или хоть поролон из нее вырежу, для сарая. Чтобы утеплитель не покупать!

И тут у нашего самца включается задняя скорость. Это же что получается? А у него самого сарай! И на даче кровать, доставшаяся от тещиной прабабки! Нечего соседей обогащать! И он молча волочет тахту обратно домой.

Правильно – такая корова нужна самому!

В данный момент Лиза как раз являлась той самой коровой, которая, может, еще и нужна. Во всяком случае, отдавать ее просто так было жаль. Да и с какой стати? Вот потом, когда у него все срастется с Данаей, не имеет значения, что будет с супругой. А сейчас – накася выкуси! Адюльтер у нее! У нее адюльтер, а у него – рога? Где справедливость?

Вячеслав медленно закипал, как чайник, поставленный на слабый огонь. Пока он доходил до кульминационного момента с подпрыгиванием крышечки и воем свистка, из отеля выпорхнула оживленная Лиза, деревянно хохотавшая и хватавшая за локоть гладкорожего очкарика в стильном, дорогом пальто. Тот довольно похрюкивал и норовил придержать Лизавету за талию. Супруга не возражала и даже специально прислонялась к спутнику, гордо и надменно, как казалось Славе, озираясь по сторонам. Наверное, хотела повыпендриваться, вот, мол, какой у меня мужик, еще и не по-русски говорит!

«Неужели не пришел? – волновалась Лизавета. – Или он у служебного?»

Как затащить Танненштока к служебному входу, она понятия не имела.

Решив, что затея провалилась, Лиза поскучнела и перестала хохотать. Кавалер, разумеется, сразу забеспокоился, приняв ее перепад в настроении на свой счет. Он даже руку с талии убрал, предположив, что приличную девушку смутила скорость их сближения.

А Лизавета шевелила бровями и стимулировала извилины в попытках получить от ситуации максимум пользы. Раз Слава лишен возможности поревновать на месте, надо явиться домой в таком виде, чтобы сразу стало ясно: адюльтер состоялся!

«Одежду, что ли, порвать? – размышляла Лизавета. – Или без трусов прийти? Ага! И заорать с порога, мол, караул, трусы у любовника забыла!»

– Лизхен, ты обворожительна, – гудел тем временем Танненшток.

Она принялась мучительно вспоминать, как его зовут. Все настолько привыкли величать его шефом, боссом и по фамилии, что имя испарилось из памяти. Не спрашивать же, в самом деле! Здорово было бы, отработав столько времени в гостинице, вдруг признаться в том, что не в курсе, как зовут директора, который ведет тебя ужинать и танцевать.

– Лизхен, – промурлыкала Лиза, бросив прощальный взгляд в темноту. Муж так и не выскочил из засады и не устроил ни дуэль, ни мордобой. – Красиво. Меня так еще никто не называл.

– А я буду, – приободрился Танненшток, галантно подтолкнув спутницу в салон и захлопнув двери автомобиля.

Он рысью прогарцевал вокруг, чтобы пристроиться с противоположной стороны. Такси должно было отвезти их в ближайший ресторан. Ужинать в гостинице он не отважился, хотя мог бы здорово сэкономить.

– А как тебя дома называют? – неожиданно нашла решение задачи Лиза.

– Дани, – смущенно заалел Танненшток.

«Точно, его же зовут Даниэль!» – обрадовалась Лизавета, едва не хлопнув себя по лбу. Но это было бы неромантично.

– Ты тоже можешь звать меня так, – добавил он, призывно блеснув очками.

– Ах ты, морда! Ах ты, поганец! – бормотал Слава, репетируя гневную речь.

Он хотел, чтобы все получилось если не красиво, то хотя бы достойно. Ведь не мог же он выглядеть дураком в данной ситуации. Хотя куда уж глупее. Рогатый муж, счастливый соперник и пойманная с поличным жена. Фу! Мещанская мелодрама какая-то. Он вдруг задумался, а надо ли вообще выскакивать? Рогатым быть стыдно, тем более публично. А тут люди ходят. И неизвестно, насколько у них серьезно. Вдруг Лизка не испугается, а, наоборот, оставит его не только с рогами, но и с носом? Или мордатый этот окажется каким-нибудь самбистом, врежет или руку сломает. А как потом картины писать? Чем? Рогами, что ли? Вопросов было больше, чем ответов. Одно дело разбираться с Лизаветой дома, а другое – тут. Все же он – персона публичная, пусть и не очень широко, но известная. Может, ну его? А если устроить драку, возникнет скандал. Хоть какой-то пиар! В наше время пока прилюдно не опозоришься, никто про тебя не вспомнит. Именно так не только продолжают, но и начинают карьеру.