Пусть ты умрешь - Питер Джеймс

Но теперь это уже невозможно.

Единственный вариант — убить тебя.

Брайс посмотрел на мониторы. Инфракрасная камера в спальне показывала кровать и беспокойно ворочающуюся Рэд. Не спится, да? Раненых лошадей из жалости пристреливают. Я поступлю с тобой так же — убью из жалости.

Воскресенье, 27 октября

Рэд проснулась в слезах. Часы на тумбочке у кровати показывали 3.32. Она проплакала всю субботу. К растерянности и страху прибавилась печаль. Жуткое ощущение утраты и беспомощности. Вообще-то они были любовниками совсем недолго, и Рэд, хотя втайне и навела о нем справки, чувствовала, что едва знает доктора Карла Мерфи. И с чего бы так горевать по человеку, которого едва знаешь? Она не знакомилась с его родителями и семьей и не представляла, как могла бы контактировать с ними. Но все равно испытывала глубокое, пронзительное ощущение утраты.

А еще Рэд чувствовала себя виноватой. Могла ли она сделать что-то? Должна ли была сделать что-то? Заметить какие-то признаки беды и протянуть руку, удержать? Что толкнуло его к краю? Какая неадекватность в ней? Ее неспособность отвернуть его мысли от смерти к жизни?

Рэд лежала в темноте, вспоминая все их разговоры. Да, конечно, он говорил, как сильно любит своих детей. Говорил, как грустит по ушедшей безвременно жене. Но он также говорил о том, что нужно двигаться дальше, что важно быть сильным — ради детей, которые должны жить в нормальной семье. И то, что он говорил, никак не предвещало скорого самоубийства.

Не раз и не два Карл упоминал, что, как ни горька потеря, как ни тяжело ему без Ингрид, его главный приоритет — дети. Он должен позаботиться о том, чтобы они выросли в тепле родительской любви. Чувству, объединившему Рэд с Карлом Мерфи, определенно недоставало той страсти, что связывала ее на первых порах с Брайсом Лореном, — здесь было больше нежности, доброты, участия, того, что свойственно дружбе. Он был такой милый. Снова, как и во все последние дни, она ломала голову, пытаясь вспомнить, найти в его словах что-то, какое-то предзнаменование грядущей беды.

И ничего не находила.

Больше всего Карл говорил о своих детях — как сильно он любит их и что они всегда будут для него на первом месте.

Да, в первое после смерти жены время он пару раз обмолвился в разговорах с сестрой, что хотел бы уйти. Может быть, дело в том, что Карл принимал антидепрессанты? Рэд читала где-то, что некоторые имеют побочный эффект и могут резко, неожиданно затронуть суицидальную струну. Не случилось ли чего-то в этом роде и с Карлом?

Она провалилась в тяжелое, без сновидений, забытье и проснулась снова в 6.15. Зная, что уснуть больше не получится, Рэд встала, облачилась в беговую форму, спустилась вниз, открыла дверь и побежала к скрытой в темноте набережной. Она пересекла Кингсвей, в обычные дни шумную и забитую машинами, но в раннее воскресное утро пустую и тихую, пробежала мимо боулинг-клуба и повернула с променада вправо. Миновала Лагуну, клуб «Любителей глубоководной рыбалки», целую террасу белых элегантных домов в мавританском стиле, принадлежащих местным знаменитостям вроде Адели, Ника Бери, Нормана Кука и Зои Болл, и побежала дальше, по периметру Шорэмской гавани.

Самоубийство?

Карл был доктором. Он был умным. И знал, какие депрессанты опасны и каких следует избегать.

Ведь так?

Воскресенье, 27 октября

Примерно в половине двенадцатого Брайс, одетый в джинсы, рабочие ботинки и флисовую куртку поверх свитера, свернул с дороги, которая вела к Девилз-Дайк, на ухабистую проселочную, которая шла на юг — мимо фермерского дома, к скоплению брошенных построек, в которых помещались теперь его склады и мастерская и которые он снял под вымышленным именем. Тем же самым, на которое была зарегистрирована и эта машина.

Темно-зеленый «лендровер-дефендер» пробирался вперед подпрыгивая и кренясь на своих прочных, надежных рессорах. Машина устраивала его по всем статьям — настоящий хамелеон, как он сам. Она одинаково смотрелась и у городского тротуара, и посреди поля в сельской глубинке; рабочая лошадка, привычная глазу и не привлекающая к себе внимания в любых обстоятельствах.

А что внимания не привлекает, то и не запоминается.

Брайс объехал дряхлый сарай с брошенным старинным плугом, уже попавшим в объятия разросшихся кустов ежевики, проскочил мимо стоящего на отшибе дряхлого железнодорожного вагона, похоже приспособленного кем-то под жилище и выглядевшего довольно странно вдалеке от цивилизации, и скатился по короткому скосу чуть в стороне от бесхозного трейлера для перевозки лошадей, осевшего на четырех выдохнувших колесах, кучки ржавеющих металлических стоек и выжженных проплешин, напоминавших о проведенных им здесь экспериментах. Он остановил «лендровер» между тремя небольшими, надежно закрытыми постройками — бывшим зернохранилищем, мастерской и заброшенной маслодельней — и вышел.

Примерно в миле к югу раскинулся жилой массив Хенглтон, примыкавший к Брайтону и Хоуву с запада, за ним лежали Саутвик и Портслейд, а еще дальше — Шорэмская гавань. Отсюда была видна высоченная труба теплостанции, а в ясный день Брайс мог бы при желании рассмотреть Канал. Сейчас, однако, шел мелкий надоедливый дождик, и небо пряталось за туманной облачной дымкой. Впрочем, никакие виды его в любом случае не интересовали. Может быть, когда-то в прошлом, в другой жизни…

Той, где была Рэд.

Тогда его интересовало все. Тогда он смотрел на мир другими глазами. Тогда, с ней, он видел красоту во всем. Без нее яркий, полный красок мир стал однообразно серым. Брайс никогда не привозил ее сюда, в это тайное место, где отрабатывал свои фокусы и трюки. Обращению со взрывчаткой он научился в Территориальной армии,[6]где был и сапером, и специалистом по обезвреживанию бомб и откуда его вышвырнули. Об электронных системах безопасности узнал в брайтонской фирме по установке сигнализации «Лангард алармс», откуда его тоже — и совершенно несправедливо — выставили.

Но то было тогда.

Он пробежал под дождем к мастерской с зарешеченными окнами и вывеской «Файруоркс Лтд.» на входной двери.

Будучи лицензированным производителем фейерверков, Брайс имел возможность без проблем заказывать всевозможные виды взрывчатки. Он открыл увесистый навесной замок и два врезных, вошел, закрыл и запер на двойной запор двери и включил свет.

Как всегда, он начал с того, что проверил, все ли в порядке и на месте. Пробежал взглядом по обшитым фанерой стенам; баллонам с оксиацетиленом, кислородом, закисью азота; токарному станку; морозильной камере, заполненной сухим льдом; забитому химикатами холодильнику; стеллажам, заставленным компьютерным оборудованием, руководствами, измерительными приборами, трубками и прочим. Одна полка была целиком занята потускневшими серебряными кубками, выигранными им на всевозможных конкурсах иллюзионистов и фокусников.