Человек, который знал все - Игорь Сахновский

А Безукладников отправился в душевую, чтобы совершить там маленькую постирушку носков и трусов, помыться чужим мылом, а затем вернуться к своему постоялому дивану, который станет ему лежбищем и логовом на ближайшие одиннадцать дней. Поначалу он будет здесь маяться от безделья, дико скучать по книгам и вообще по любому чтиву, пока не сделает приятное открытие, что, оказывается, для чтения книг совсем не обязательно иметь их в наличии. Таким образом, лежа на спине либо прогуливаясь по неизбежным квадратным метрам запертого второго этажа, он проглотит четыре романа Кнута Гамсуна, полные собрания Акутагавы и Ронина, какие-то жутко таинственные свитки Гермеса Трисмегиста (это имя он назвал мне чуть ли не шепотом), «Случайности» Фламмариона, Малую энциклопедию самоубийств, Справочник практического врача и «Охотников за жирафами» Майн Рида.

От этих скромных развлечений Безукладникова отрывали только ежевечерние приезды Стефанова, который привозил с собой сигареты и охлажденную сухомятку в скользких целлофановых обертках, с брезгливой миной упихивал ее в холодильник, после чего задавал пять-шесть заготовленных впрок вопросов на разные темы. Ему, видите ли, приспичило выяснять:

Какая фамилия записана в его собственной записной книжке на странице под буквой «Т»?

Кто и с какой целью повредил черепичную кровлю Чкаловского горсовета в апреле 1952 года?

Где в настоящий момент скрывается гражданин Ольшанский Денис Альбертович?

Какой адрес электронной почты у генерал-лейтенанта Майкла Хейдена?

И прочую подобную бредятину.

Но вид у Стефанова при этом был страшно серьезный, примерно как у физикаядерщика на полигоне в час эпохальных испытаний. Безукладников же отвечал со сведенными скулами и с той зверской вежливостью, которая заменяет воспитанному человеку чистосердечный отсыл собеседника прямо в органы выделения.

— Я вам напомню, Валентин Дмитриевич. На букву «Т» у вас там записан некто Тиримисин Ч.П., которого просто не существует. Вы его сами сегодня утром придумали и вписали себе в книжку. Только для того, чтобы задать мне этот вопрос… Да, чуть не забыл. У вас есть телефон? Мне нужно позвонить… Про Чкаловский горсовет вы как-то грубо сочинили. Неинтересно. Там на крыше никакой черепицы не было в помине. Только шифер. А старик Ольшанский никуда не скрывался — он умер три года назад у себя дома, в своей постели. Вы все это и без меня знаете. И хватит уже, б…, меня испытывать, как подопытного кролика!!.. Извините. У вас есть телефон?

— Зачем вам телефон?

— Мне надо позвонить жене.

— Это исключено. Никаких звонков. Тем более — на дачу к Шимкевичу.

Вы уже один раз позвонили…

— Вы слушали?!. Ну да, разумеется. Вы слушаете. Это ваш священный долг. Такая защита родины. Любовь к отечеству в скрытой форме. Вы что, думаете, я не позвоню позже, когда выйду отсюда?

Лицо Стефанова резко отяжелело.

— А почему вы решили, что я вас выпущу? Я не самоубийца. Вас уже разыскивают все, включая мое ведомство. Поэтому предупреждаю: давайте без глупостей.

Полковник заложил руки за спину и прошелся так взад-вперед, отчего комната сразу стала похожа на камеру или кабинет следователя.

— Что насчет Майкла Хейдена? Его адрес.

— Дайте мобильник на минуту. Мне позарез нужно позвонить!

— Вы намерены торговаться? Тогда у меня единственный выход — застрелить вас. Хлопотно, конечно, и грязно. Но других вариантов нет.

Безукладников снова лег и отвернулся к стене, поджимая колени к животу и съеживаясь, как еще не рожденный младенец. Ему проще было говорить со стеной. Но свой же голос был чужим, вымученным.

— Хейден не поверит вам. Он даже не ответит.

— А кто ответит?

— Кто ответит… Уильям Уайт, первый заместитель. Бывший начальник группы «А». Можете писать ему по-русски, он прочтет. Пишите. Запрашивайте свои шесть миллионов… Не слишком ли жирно, полковник?

— Не слишком. Эймс получил два миллиона семьсот тысяч. Почти три миллиона. Чем я хуже Эймса?

— Эймсу платили русские. В сущности, ваши коллеги. Вас они проклянут.

— Только не надо высоких материй. Вы уверены, что он ответит?

В электронном письме, которое Стефанов отправил поздним ноябрьским вечером из молодежного Интернет-кафе, говорилось, что в мире не существует более страшного и дальнобойного оружия, чем «человек, который знает все» (выражение самого полковника). Это не спекулятивная выдумка — такой человек есть, он сейчас проживает в России и ни от кого не скрывает своих грандиозных возможностей. А потому слишком реальна угроза, что уже в ближайшее время он будет захвачен каким-либо преступным кланом или террористической группой, что наверняка приведет к тяжелейшим последствиям. Единственный способ предотвратить опасное развитие событий — как можно скорее передать уникального «носителя информации» в распоряжение самой мощной и влиятельной спецслужбы (тут Стефанов сделал глубокий реверанс в сторону своего адресата), и пишущий письмо имярек готов этому способствовать в обмен на достойное вознаграждение.

В качестве предварительных доказательств собственной правдивости полковник: 1) указывал на тот факт, что отправляет письмо на приватный электронный адрес, который известен только Айрис Уайт — супруге адресата; 2) выражал соболезнование по поводу острых желудочных недомоганий у его домашней любимицы, французской бульдожки Элеоноры; и 3) походя называл код доступа к центральному серверу Агентства Национальной Безопасности США.

Кроме того, Стефанов предлагал своему заокеанскому клиенту задать контрольные вопросы любой тематики, чтобы лишний раз убедиться в редкостных возможностях «носителя информации». А на прощанье предупреждал, что оставляет за собой право обратиться к другому (возможно, конкурирующему) ведомству в случае неполучения отклика от господина Уайта в течение одной недели.

Безукладникову уже третью ночь снились нереально изумрудные берега маленькой башкирской реки, куда его мальчиком чуть не насильно привозила мать для поправки слабогрудого здоровья на деревенском воздухе и молоке. Было заметно, что матери нелегко даются эти поездки за сотни километров, с тяжелыми сумками, на раздолбанных автобусах — все ради сыночка, и надо было отвечать как-то материнским ожиданиям. А его, неблагодарную скотину, выворачивало наизнанку не то что от вкуса — от одного только запаха парного молока. Даже само это сочетание слов «парное молоко» отдавало пахучим паром над коровьими лепешками и вызывало все новые судороги в пищеводе. Единственным заметным событием на фоне однообразных молочных терзаний стала коммерческая сделка, предложенная Безукладникову местной пьяницей по имени Неля. Неля ходила по деревне в мужской рубахе и жеваной школьной юбочке, оголявшей красновато-коричневые ноги до самых возвышенных синяков. Ей не хватало сорока копеек на вино. У Безукладникова сорок копеек были. Даже сорок пять. Во имя этой суммы жаждущая Неля решила ознакомить городского богатея со своим природным феноменом — задрала до горла рубаху и показала сильно разнокалиберные груди. Поскольку Безукладников обозрел достопримечательность молча, без восторгов, Неля от своих щедрот разрешила потрогать. Трогать он не стал, но впечатлен был — даже не разницей величин левой и правой, а контрастом между грубостью замусоленных солнцем тощих ключиц и голубоватой пухлой белизной над ребрами, вокруг сосков. А тут еще некстати приплыло понятие «молочные железы», вычитанное в гигиенической брошюрке для взрослых, и Безукладникова снова затошнило.