Греховные радости - Пенни Винченци

— А что такое образцы?

— Куски тканей, обоев. Как в тех альбомах. И если вам повезет, то на чем-то она скажет: «Да, это именно то, что мне хочется», — и едва вы вздохнете с облегчением, как она добавит: «Только нельзя ли сделать все это в голубых тонах?» Так что это действительно трудная работа, и надо запастись огромным терпением. А иногда клиенты попадаются к тому же еще и очень грубые, а вам нельзя отвечать им тем же, вы должны держать себя исключительно доброжелательно. Справитесь?

— Думаю, да, — проговорила Энджи, вспоминая те бессчетные случаи, когда Джонни за что-то выговаривал ей, ругал ее последними словами, а она стояла молча, не возражая и не отвечая, чтобы он не начал к тому же и бить ее.

— Да, и вот еще что, — продолжала Вирджиния. — Совсем забыла. Мне нужен кто-то, кто смог бы вести бухгалтерию. Сама я так плохо разбираюсь в числах, что даже время не могу назвать правильно. Я для них просто не создана. Вы сумеете вести самый простой учет? Выписывать счета, рассчитывать время, которое мы затрачиваем на каждый заказ, и тому подобное?

— Да, конечно, — с деланой уверенностью в голосе ответила Энджи. — На курсах меня и бухгалтерскому делу тоже учили.

— Хорошо. Ну что же, мне нужно будет побеседовать еще с несколькими кандидатками, и к тому же вы немного моложе, чем… чем я думала. Но мне кажется, что мы бы смогли работать вместе. В любом случае спасибо за то, что обратились ко мне. Завтра или послезавтра я позвоню в агентство и дам ответ. Вас это устроит?

— Да, конечно. — Энджи старалась не показать своего разочарования. Она шла сюда, надеясь получить окончательный ответ прямо на месте, хотя Сьюзи и предупреждала ее, что это в высшей степени маловероятно. — Спасибо за то, что вы меня приняли, — вежливо добавила она, протягивая руку для прощания. Интересно: рукопожатие у графини оказалось твердым и энергичным; Энджи ожидала, что рука ее будет вялой и холодной.

Свое раннее детство Энджи провела в небольшом домике с террасой в Бермондси, на той же улице, что и Каледониан-маркет, только чуть подальше; она жила там вместе с матерью, которую звали Стеллой, с дедом и бабкой и с братом Джонни. Отца своего Энджи не знала, да и Стелла тоже туманно представляла себе, кто мог бы быть отцом ее дочери.

Когда Энджи было пять лет, Стелла вышла замуж за Эрика Добсона, владельца большого магазина тканей. По понятиям Стеллы, он был очень богатым человеком. Все трое — мать, Энджи и Джонни — переехали в его дом в Ромфорде. Брак лопнул, когда однажды ночью Энджи проснулась с громким криком оттого, что Эрик сидел на ее кровати и пижамные брюки у него были спущены; Джонни рассказывал потом, что с ним проделывались куда более серьезные вещи. Они вернулись в Бермондси, где Джонни начал потихоньку делать себе карьеру: он воровал разные мелочи в магазине «Вулворт», а потом перепродавал их на рынке. Иногда он позволял Энджи помогать ему красть; каждое такое соизволение она воспринимала как большую честь для себя.

Когда Энджи исполнилось семь лет, Стелла где-то увидела объявление, что фирме требуются дети-модели. Она одела Энджи в праздничное платье, аккуратно уложила колечками ее непокорные золотистые кудряшки и отвела дочь в агентство «Очаровательные малышки». Энджи приняли, и она провела целых три счастливейших года, позируя перед объективами в разнообразнейших пышных джемперах, с бесчисленными котятами на руках и демонстрируя детскую одежду на показах мод. Ее прозвали Ангелочком. Но когда приблизилось ее одиннадцатилетие, работе в агентстве пришел конец: такие большие дети там не требовались. Ей перевалило за одиннадцать, но семье было не по средствам купить нужную школьную форму, и потому ей пришлось пойти в обычную школу. И школа, и необходимость ходить в нее Энджи очень не понравились.

Когда Энджи исполнилось четырнадцать, у нее появился первый мальчик. Ему было двадцать пять лет, звали его Ги, он был владельцем стриптиз-клуба, и он показал Энджи, что такое секс. Секс ей понравился. Даже очень.

По предложению Ги она бросила школу и снова стала фотомоделью. Она была еще слишком юна, чтобы работать на обычных показах мод, и потому начала специализироваться на демонстрации нижнего белья. Разумеется, это нравилось Энджи гораздо меньше, чем работа Ангелочком, но платили ей хорошо. А если клиентам разрешалось заходить в примерочную и наблюдать за подгонкой бюстгальтера и резинок на поясе и на трусиках, то она получала еще и чаевые. Ее ангельское личико и локоны до плеч а-ля Брижит Бардо постоянно мелькали на бесчисленных рекламах и открытках. Примерно в ту пору она и сменила свою фамилию — Викс — на Бербэнк. Последнее попалось ей на глаза в каком-то из тех журналов, что писали о кино: так называлась одна из студий в Голливуде, и это имя сразу же понравилось Энджи. Она всегда терпеть не могла собственную фамилию, эту «Викс».

В пятнадцать лет она забеременела. Ги дал ей несколько десятифунтовых бумажек и отправил в сопровождении одной из своих танцовщиц, как он выразился, привести себя в порядок. Дело в конце концов завершилось тем, что она угодила в больницу и чуть не умерла. Врач сказал Энджи, что, если у нее когда-нибудь снова будет ребенок, она может считать, что ей здорово повезло. Потрясенная тем, что с ней случилось, и ослабевшая от потери крови, она не усмотрела тогда во всем этом особой проблемы.

Вскоре после того, как Энджи вышла из больницы, туда попала Стелла. Она много курила и постоянно кашляла; все считали это обычным кашлем курильщика; но оказалось, что у нее рак легких; шесть недель спустя она умерла.

А потом Энджи познакомилась со Сьюзи. У Сьюзи была квартирка в Кеннингтоне, в том же самом доме, где жил Джонни со своей подружкой Ди. Отец Ди был богат; сам он жил за границей, в основном в Испании, но платил за эту квартиру. Джонни говорил, что он находится в бегах и не может возвратиться в Англию. Энджи часто оставалась у Джонни и Ди, особенно по субботам, когда работала в их киоске. Со Сьюзи она познакомилась на лестнице, как-то в воскресенье после обеда, в сырой дождливый день; они вместе отправились в кино; и это стало для Энджи самым важным событием той недели, а потом превратилось у них в правило. Сьюзи казалась Энджи олицетворением и воплощением жизненного опыта, мудрости и знаний. Она работала в агентстве, предоставляющем секретарш на временную работу и по вызовам; у нее были меховая шубка и отличное, очень чистое произношение. Сьюзи много рассказывала о том, что такое жизнь секретарши, и о том, что личные секретарши зарабатывают много денег, а их работа считается весьма престижной. Для Энджи, которой уже порядком опротивело быть манекенщицей резинок для трусиков и подрабатывать перепродажей краденого, все это звучало как чудесная сказка; так она и сказала.

— Ну так что же, — предложила Сьюзи, — почему бы тебе, Энджи, не попробовать самой? Я могла бы научить тебя стенографии и машинописи. Мозги у тебя хорошие, так что должно получиться.

— Ты шутишь, — не поверила Энджи.

Сьюзи сказала, что нет, она вовсе не шутит. Спустя восемь месяцев после «боевого крещения» в фирме, торговавшей коврами, где в перерывах между ответами на телефонные звонки, печатанием и приставаниями владельца приходилось становиться иногда еще и моделью, Сьюзи заявила Энджи, что та вполне подготовлена для настоящей работы, и отправила ее на встречу с графиней Кейтерхэм.