Парижское эхо - Себастьян Фолкс

Я была влюблена в происходящее и верила, что прошлый опыт человечества влияет на каждую секунду моего земного существования. Порой мне казалось, что мембрана смерти проницаема. Именно это чувство придавало моей работе настоящий смысл. Изредка я все же начинала сомневаться: вдруг я не справлюсь? В такие моменты мне становилось страшно, я очень боялась подвести людей, чья жизнь так сильно повлияла на наш сегодняшний мир.

Рю де Мартир петляла между винными магазинчиками, булочными и лавками с греческой и испанской бакалеей; попадались и французские – с рыбой и местными сырами. Перед поездкой на метро я решила немного побродить по окрестностям и вскоре очутилась на безымянной, ничем не примечательной улице. Первое, что я заметила, – букинистический магазин. Возле входа стояли ящики с книжным барахлом, но в витрине красовались старинные тома в позолоченных переплетах. Зайдя внутрь, я увидела седую женщину с пучком на макушке. Мы встретились глазами и улыбнулись, безошибочно определив друг в друге до боли знакомый типаж.

– Можно? – спросила я.

– Конечно, мадам. Смотрите, не стесняйтесь.

Спустившись по ступенькам в заднюю часть магазина, я оказалась одна в окружении деревянных полок. Я уже бывала в похожей комнате: такая же имелась в независимых книжных в Ипсвиче, Берлнигтоне, Массачусетсе и в Вермонте. Подобные места держат не ради денег, но из любви к знаниям. Я принялась листать фотоальбом со старыми видами Парижа и горожан. Там было все: уличные перекрестки, бары, газовые фонари, одинокие собачники в первых лучах солнца, мужчины и женщины под навесами кафе, ночные гуляки по пути домой. Совершенно тривиальные сюжеты, но композиция и техника мне понравились, да и само издание было неплохим, с приятной черно-белой печатью. Альбом охватывал период с 1934-го (год, когда на улицы Парижа вышли ультраправые радикалы) по середину 1950-х, включая время оккупации. Один снимок мне особенно понравился. Молодая девушка лет двадцати пяти, кожа – с легким оливковым оттенком, как у моделей Лартига, черные глаза-миндалины, а взгляд – и скромный, и вызывающий одновременно. Фотографию сделали в 1942 году. На девушке были строгий пиджак и боа из белого меха. Изысканный наряд, хотя совсем необязательно дорогой. Тонкие пальцы, легкий макияж… Такую красоту женщины, как правило, ценят больше мужчин. С виду типичная парижанка, но по рождению, возможно, и не француженка. Встречая таких женщин, обычно сразу хочешь узнать их получше: даже если они оказываются обыкновенными позерками, в их компании всегда весело.

Вглядываясь в лицо девушки, я чувствовала, как постепенно оживает ее взгляд. Говорят, что задача фотографа – «поймать» ускользающее мгновение. Но на снимке я видела не «пленницу», я видела свободу и движение. Никогда бы не сказала, что она «застыла в вечности». Такого вообще не бывает, даже если снимаешь сам себя на телефон. Щелчок затвора не останавливает момент, он есть часть этого момента.

Купив фотоальбом, я немного поболтала с седовласой женщиной на кассе, а, когда вышла из магазина, на улице уже темнело. По пути к метро я заглянула в супермаркет, купить продуктов на ужин. Лифт с потрескавшимися стеклянными дверями доставил меня в цокольный этаж, к холодильникам со свежей едой. Я набрала полную сумку и отправилась дальше, к метро «Нотр-Дам де Лоретт».

В поезде я обратила внимание на мужчину, который со спины очень напоминал Джулиана Финча. Когда он повернулся, оказалось, что лицо у него совсем другое – серьезное, грубое. Джулиан оставался для меня загадкой. Обычно он держался вполне добродушно, но время от времени начинал язвить, хотя и делал это с юмором. Казалось, он специально добавляет в голос мягкости, чтобы уютный бас смягчал жесткость произносимых слов. С чего он вообще взял, что я слушаю Джонни Митчелл? Неужели он считает меня одной из тех женщин, которые всегда идут на поводу у эмоций и, чуть что, сразу рыдают? Может, конечно, он сказал это из вежливости – просто потому что не знает других канадских певиц. «Про Джулиана ясно одно, – думала я, поворачивая на рю Мишель. – Его не так-то просто понять». Помню, как-то раз он пригласил меня и других ребят с нашего курса на вечеринку, которую устраивал в квартире Сильви на рю де Мароньер. Некоторые студенты пытались задавать ему личные вопросы, но он только отшучивался и травил байки о своей жене – о том, как ей повезло с чувством стиля и как однажды в галерее Маре она за бесценок купила настоящий шедевр.

Входная дверь оказалась заперта лишь на один замок. Переступив порог, я вдруг поняла, что рада своим гостям – Тарику и Сандрин.

– Мне уже лучше, – объявила Сандрин за ужином.

Судя по всему, так и было: красные пятна почти сошли, цвет лица выравнивался. В свежей одежде и с чистой головой она выглядела почти здоровой.

– Отлично. Какие у тебя планы?

Ответить она не успела, поскольку нас перебил Тарик.

– Можно, я покурю на балконе? – спросил он и сразу добавил: – Я прикрою за собой дверь.

Когда он вернулся, мы с Сандрин рассматривали альбом с фотографиями.

– …и вот еще люди… Вероятно, собрались в свой первый отпуск. Спасибо правительству Леона Блюма.

– Такие счастливые.

– Да. А здесь – моя любимая фотография. Из-за нее я и купила альбом.

Заглянув мне через плечо, Тарик выдохнул:

– Какая красивая.

– Такое впечатление, что мы с ней знакомы, – добавила Сандрин.

– Вот именно!

Я уже хотела перевернуть страницу, но Тарик меня остановил.

– Подождите! – взмолился он. – Можно мне еще немного на нее посмотреть?

Мы втроем уставились на девушку с фотографии. Та, в свою очередь, тоже не сводила с нас глаз – темных, почти черных.

– В ней что-то есть, – прошептал Тарик. – Мне кажется, я уже когда-то ее встречал.

Я боялась, что, в отличие от Сандрин, его чувства носят более приземленный характер, поэтому решила закончить просмотр и отложила альбом в сторону.

– Когда Сандрин уедет, можно мне остаться в маленькой комнате? – спросил Тарик и, чуть подумав, добавил: – Я могу сам покупать еду и платить вам за электричество и прочее. Если скажете, что вам надо, я схожу в магазин и все куплю.

– Прости, но я не ищу жильцов.

– Может, вам нужна помощь с переводами? Я готов. Со мной проблем не будет!

– Ладно, посмотрим.

Меня не беспокоило его поведение. По правде говоря, мне просто не хотелось нарушать привычный распорядок дня и все время отвлекаться на постороннего человека, который то приходит, то уходит, разбрасывает по квартире одежду и шаркает драными кроссовками. В моей голове уже сложился образ идеальной жизни – она предполагала уединение и постоянную умственную работу.

У меня не осталось сил на де Мюссе. Лежа в постели, я пыталась почитать «Ночные леса» – французский роман 1947 года, который, по мнению историка из Колумбийского университета, помогает «проникнуться атмосферой» Парижа в период оккупации. С трудом осилив первые несколько страниц, я незаметно провалилась в сон, в котором встретила ту самую девушку с фотографии. Она пряталась у Нотр-Дама, за одной из каменных опор, и, когда я проходила мимо, крепко вцепилась в мое запястье и прошептала: «Меня зовут Клемане».