Графиня Дракула. Невероятная история Элизабет Батори - Габриэль Готье

А если говорить о женщинах, о моей второй жене, например, то женщина — это не мужчина. Она создана для того, чтобы служить мужчине, чтобы рожать детей и следить за домом. И если уж с ней что случится — даже если она примет смерть, к которой будет причастен ее супруг, на то, несомненно, будет божья воля. Ведь господь не позволит своему слуге без зазрения совести совершить дело, которое не достойно прощения.

Если Элизабет поняла бы мои намеки, моя вторая супруга неожиданно скончалась бы. Думаю, сразу же после очередных родов. И я не испытал бы ни малейшего угрызения совести. А это доказывает для меня праведность моих мыслей.

Тогда, когда намек сорвался с моих уст, она сделала вид, что не поняла его. Не верю, что умнейшая женщина способна не понять такой намек. Если женщина испытывает тягу к мужчине, она увидит намек и там, где нет ничего кроме хороших манер. Если же такой тяги нет, то, как ни намекай, хоть и самыми прямыми словами, самое меньшее, что получишь — невинный взгляд, выражающий непонимание. А самое большее — это прямой отказ.

Буду откровенен, меня прельщали не только земли, замки и богатства Элизабет. Меня притягивала она. Она — как женщина. Сколько я знаю ее — у меня такое чувство, что течение времени для нее остановилось в тот самый момент, когда ее красота раскрылась в полной мере. И год от года эта красота не увядала, а лишь становилась ярче, острее, четче. Не знаю, удалось ли ей открыть секрет вечной красоты, но ее собственная красота поневоле заставляет об этом думать.

* * *

Элизабет так не похожа на всех других женщин. Ведь кто они, эти женщины, пусть и образованные? Они не видят дальше своего носа, хотя и учились в заграничных школах. Они могут знать хоть сотню языков, но прибавляет ли это им ума? Да вот, хотя бы, недавно иностранец Галилей изобрел трубу, которая приближает небо и звезды, если посмотреть на них с помощью этого дьявольского изобретения. Мне доставили несколько. Так моя жена даже смотреть в нее не захотела. Посмотрела на нее, говорит: «Ее бы разукрасить и можно бы в доме оставить, а так — какой толк от нее?». Я отправил одну из этих труб Элизабет с письмом о том, как ею пользоваться. Поистине, удивительно смотреть на Луну через эту трубу. А если направить ее на туман, которым укутаны крупные звезды — оказывается, что этот туман и сам полон звезд. Это непостижимо и прекрасно. Я уверен, Элизабет найдет ей применение, она сразу же поймет, что будь эта труба хоть из мусора собрана, она ценнее любой безделушки, которыми обычные дамы так любят набивать комнаты. Я не ошибся тогда. Не прошло и месяца, как Элизабет прислала мне письмо, полное благодарности и восторга. «Этот волшебник сотворил невероятное чудо. Я поняла теперь, после многих ночей на башне моего замка, чего мне не хватает, чтобы понять кое-что очень важное». Она не говорила прямо, но я-то понимал, что она ищет, я догадывался, что она видела в ночном небе через удивительную трубу. Обычная женщина не способна не то, что увидеть в небесных далях подсказку на свой вопрос, у нее и вопросов таких нет, на которые могут ответить звезды. Все интересы обычных дам вертятся вокруг сплетен, да вокруг подгоревшей краюхи хлеба или плохо прожаренного теленка. А Элизабет — она совсем другая.

Как тонко она чувствует музыку! Она, слыша очередное сочинение, которое исполняют для нее музыканты, кажется, сама становится этой музыкой. Мне особое удовольствие доставляло слушать музыку вместе с ней. Когда Элизабет была рядом, казалось, что инструменты тоже чувствуют ее присутствие и издают звуки, которые стократ ярче, чем обычно. Я молчу, молчу о тех грубых звуках, которые, уверен, другие женщины слышат, когда играют инструменты.

* * *

Элизабет не хотела видеть моих намеков. Она, судя по слухам, не чуралась плотских отношений, однако, о новом супруге речи и не заходило. Думаю, она не хотела, чтобы кто-нибудь мог вмешаться в то, чем она занималась. Я не могу сказать, что несчастлив в семейной жизни, однако, будь Элизабет моей женой, я уверен, это была бы совсем другая жизнь.

Пожалуй, все продолжалось бы в том же духе, да только место Рудольфа занял Матиас. Габсбурги, конечно, не пользуются в Венгрии абсолютной властью, им приходится серьезно считаться с нами. Однако и нам приходится считаться с ними. Поэтому, когда я узнал, что Матиас интересуется Элизабет Батори, я почувствовал неладное. Мне доложили, что он заинтересовался ей, когда узнал о долгах двора перед семейством Батори. Матиас приказал своим приспешникам разузнать, нет ли повода уменьшить эти долги.

У Элизабет были недоброжелатели в Венгрии, которые, как только началось расследование по приказу Матиаса, поняли, что при успешных, для Матиаса, результатах расследования, они тоже могут отхватить хороший кусок. Ведь, если уж на то пошло, каждый владелец замка и десятка деревень может убедительно доказать, что соседнее озеро всегда принадлежало его семье, а не соседской. Когда у таких вот «владельцев» появился повод претендовать на «соседские» земли Батори, в виде королевского расследования, они им, без промедления, воспользовались. Я иногда думаю, что они не поленились бы зверски убить всех своих слуг, взвалить вину на Элизабет и привезти гору трупов ко двору Матиаса только для того, чтобы он лично уверился в своих подозрениях. Однако этого не потребовалось. Доказательства против Элизабет посыпались как из рога изобилия.

Когда же Матиас получил вполне ожидаемые результаты, я уверен, он сразу же понял, что речь можно вести не о сокращении долгов, а о полном уничтожении семейства Батори и о переходе их земель под власть Габсбургов.

Матиас весьма прохладно относился к протестантам, к которым причисляла себя Элизабет. Кроме того, ему доложили, что ее вполне можно счесть ведьмой. В отчетах, которые он получил, были сведения о сотнях убитых ею женщин, о ее тайных занятиях черной магией. Похоже, были собраны все слухи и домыслы, которые окружали графиню.

Матиас вполне мог отдать приказ о том, чтобы Элизабет судили как ведьму. Это означало бы только одно: пытки, под которыми любой подпишет признание о связи с Сатаной, и костер. И, что в этом деле было самым главным для Матиаса — переход земель ведьмы под его власть, и прекрасный повод на корню пресечь любые притязания наследников. Их, как родственников ведьмы, можно было без труда подвергнуть гонениям. В итоге, они сочли бы за счастье, если бы их оставили в покое.

Будь у Матиаса реальная власть, думаю, участь Элизабет была бы решена очень скоро. Однако я в Венгрии занимаю далеко не последнее место. Особенно мое положение здесь укрепилось в последние годы, когда я принял должность палатина Венгрии. Собственно говоря, рукой правосудия в этом деле должен был служить я. Представьте себе мое смятение, когда я узнал, на что я должен буду обречь достойнейшую из женщин моей страны.

Открыто противостоять Матиасу я не мог. Он был ярым противником любого чернокнижия, и ведьмы в его представлении были величайшим злом, очищение от которого возможно лишь через костер. И мне было совершенно понятно, что особую неприязнь он испытывает к тем ведьмам, которым он задолжал. Но я мог сделать все для того, чтобы облегчить участь Элизабет. Я мог затянуть ход дела, подготовить все для того, чтобы дело закончилось не в интересах Матиаса.