Крест, орёл и полумесяц. Часть 1. Последний крестовый поход - Дмитрий Ольшанский

Ответ турецкого наместника вызвал новые споры среди командиров. Одни полагали, что турки не решатся поджечь город, а значит, нужно немедленно готовиться к штурму. Другие высказывались более осторожно и предлагали для начала разузнать, что сейчас происходит в городе.

Янош Хуньяди внимательно выслушал мнения офицеров, однако сам говорил мало, и я начинал догадываться, что он вынашивает собственный план взятия города. После битвы у Ниша прошло больше двух недель, и с тех пор мы с ним почти не разговаривали. Каждый был поглощен выполнением собственной задачи: воевода занимался делами армии, день и ночь просиживал за отчетами и принимал различные депутации, в том числе весьма подозрительные… Впрочем, я старался не обращать на это внимания, ибо верил, что все затеянное им в итоге приведет нас к победе.

И вот София была перед нами. Мы не сомневались в силе собственной армии и были полны решимости идти на штурм в любое время. Стоило лишь отдать приказ.

– Привести войска в боевую готовность, – коротко произнес Хуньяди, когда прочие офицеры выдохлись от длительных споров. – Пусть ожидают моих распоряжений.

Когда участники собрания разошлись, уже начало смеркаться, и многие полагали, что воевода планирует ночной штурм, однако мне показалось, что Хуньяди задумал нечто иное.

Примерно через час, когда ночь окончательно вступила в свои права, лагерь крестоносцев пришел в движение. Воевода как никто другой знал о плохой организации христианской армии, в которой число профессиональных солдат составляло не больше половины, да и те были собраны с разных концов Европы и признавали лишь своих командиров. Поэтому он решил использовать только те части, на которые мог полностью положиться. Прежде всего это были закаленные в боях ветераны, которые воевали с ним против турок еще в Семендрии и Германштадте, когда звезда трансильванского воеводы только всходила на небосклоне мировой истории. По своим боевым качествам, а главное – дисциплине, эти отряды выгодно отличались от остального войска. Хуньяди решил задействовать в атаке на город около восьми тысяч человек. Остальным был отдан приказ ждать дальнейших распоряжений.

Для меня было непонятно: зачем бросать на штурм лучших солдат, ведь очевидно, что первая волна атакующих несет самые тяжелые потери. Однако я знал, что Янош Хуньяди никогда не совершает необдуманных поступков. Только не на войне.

Мой небольшой отряд также был избран для ночной операции. Две сотни всадников, облаченные в тяжелые доспехи, заняли свои позиции и дожидались моих приказов. Я не знал всех деталей предстоящего задания и понимал, что, возможно, посылаю своих людей на верную гибель. Но как любит повторять Джакобо: «Войны без жертв не бывает, и любая победа неизменно оплачивается кровью».

Стояла глубокая ночь. Редкие облака проносились над спящим городом, молодой полумесяц освещал голубоватым сиянием стены и башни болгарской столицы. В этот поздний час Янош Хуньяди призвал к себе всех командиров, задействованных в предстоящем штурме. Мы прибыли в ставку главнокомандующего, которая располагалась на небольшом холме прямо напротив городских ворот. Войско, уже готовое к наступлению, находилось чуть дальше и скрывалось в покрытой туманом низине, чтобы противник не успел заметить приготовлений к штурму.

Хуньяди сидел верхом на огромном широкогрудом жеребце и внимательно вглядывался в ночную тьму. Мне показалось, он пытается разглядеть что-то на стенах города. Когда все командиры собрались на холме, он обернулся к ним и проговорил:

– По моему знаку начинайте! – бросив эту фразу, воевода вновь устремил свой взор на стены.

Все вокруг стихло, ни одного звука не доносилось ни с нашей стороны, ни со стороны безмятежно дремавшего города. Только холодный осенний ветер чуть слышно шумел опавшей листвой, развевая наши знамена и флаги.

Время шло. Напряжение нарастало с каждой минутой, но воевода, подобно каменному изваянию, по-прежнему сидел неподвижно и, не отрываясь, глядел в сторону Софии, точно надеясь разрушить стены города одним лишь своим взглядом. Следуя его примеру, все командиры застыли на месте и боялись даже пошевелиться, полагая, видимо, что это может расстроить все замыслы их командира.

Я тоже неотрывно наблюдал за городом, хотя и не знал, какой сигнал ожидает получить Хуньяди. Спустя еще примерно полчаса, когда нервы у всех были и вовсе на пределе, я заметил на одной из башен Софии слабый огонек, который двигался то вправо, то влево – видимо, какой-то человек размахивал зажженным факелом. Вскоре условный знак заметили все, и обстановка немного разрядилась, однако Хуньяди продолжал ждать, не выказывая никаких эмоций и не двигаясь с места. Генералы были немного озадачены таким поведением воеводы, однако вскоре огонь вспыхнул и на другой башне.

Тогда Янош Хуньяди глубоко вздохнул и отер пот со лба. Похоже, за непроницаемой маской в эти минуты скрывалась целая буря эмоций.

– Начинайте, – хрипло произнес он, и командиры тут же бросились к своим отрядам.

Через несколько минут армия крестоносцев пришла в движение, и вскоре я увидел, как по полю маршируют отряды закованных в броню латников, следом за которыми выдвигалась легкая пехота и лучники.

Крестоносцы были разбиты на штурмовые отряды по три-четыре сотни человек в каждом. Атакующие двигались организованным строем, стараясь производить как можно меньше шума. При этом я заметил, что никакой осадной техники у них не было. Когда передовые отряды оказались почти у самых стен города, ворота Софии, словно по мановению Божьей десницы, открылись и нападающие устремились внутрь.

Османы явно не ожидали такого предательства. В городе была объявлена тревога, и до нас долетел отдаленный шум сражения. Однако битва была недолгой, и вскоре мы увидели, как повсюду спускаются зеленые флаги с полумесяцем, а на их месте водружают знамена с изображением креста. Звон мечей стал постепенно уступать победному кличу наших солдат.

Когда на востоке забрезжил рассвет, город уже был в наших руках.

Франдзис

Ноябрь 1443 года. Константинополь

Appetit finis, ubi incrementa consumpta sunt.

(Если рост прекратился, близится конец)

Сенека

Долгие столетия Восточная Римская империя приходила в упадок. Кондотьеры и завоеватели вторгались в пределы страны с грабительскими набегами, а измученные нуждой крестьяне поднимали одно восстание за другим.

После захвата и разграбления Константинополя крестоносцами в 1204 году на его руинах была создана Латинская империя, а остальная территория государства была поделена между небольшими княжествами. Император ромеев и его двор нашли себе прибежище в Никее28. В течение следующих шестидесяти лет Ромейская держава фактически прекратила свое существование. И вот в 1261 году ворота Константинополя вновь открылись перед православным императором. Им стал Михаил Палеолог, положивший начало новой правящей династии.