Анна Иоанновна - Игорь Курукин

Двадцать третьего февраля государыня отстояла службу в Успенском соборе и наградила свою сестру Екатерину Мекленбургскую орденом Святой Екатерины, после чего «публично кушала» во дворце. «Ведомости» отметили: «Дамские особы в преизрядном убранствии, а кавалеры в трауре явились». Дипломаты и мемуаристы свидетельствуют, что придворные дамы активно участвовали в действиях «партии» самодержавия. Прасковья Салтыкова (жена будущего фельдмаршала П.С. Салтыкова) и Мария Черкасская (жена А.М. Черкасского) — урождённые сестры Трубецкие; Евдокия Чернышёва (жена генерала Г.П. Чернышёва), Екатерина Головкина (двоюродная сестра Анны Иоанновны и сноха канцлера), дочь Головкина Анна Ягужинская — стали передаточным звеном между вождями «партии» и императрицей.

Дамская эмансипация и приобщение прекрасного пола к политике — тоже один из результатов Петровских реформ, сказавшийся в это бурное время. Именно Прасковья Салтыкова была послана ночью 24 февраля известить Анну, что наутро ей поднесут челобитную дворянства, недовольного действиями Верховного тайного совета. Для координации действий сторонников самодержавия использовались женские хитрости: записки находившейся под присмотром Анне передавали, спрятав «за пазухой» у младшего сына Бирона Карла Эрнста, неведомым образом всё-таки оказавшегося в Москве. Визиты дам и хлопоты с маленьким мальчиком не вызвали подозрений у Василия Лукича, караулившего Анну, «аки бы некий дракон».

В последние дни перед переворотом «верховники» активно работали, о чём свидетельствуют записи в черновом журнале заседаний совета и опубликованные протоколы. Совет ежедневно требовал и получал рапорты о проведении присяги, менял сенаторов, «чтоб остановки не было в делах». 23 февраля совет распорядился уничтожить карантин в Царицыне и учредить такой же в Киеве; приказал выдать десять тысяч рублей на расходы императрице и послать инженеров для исправления Царицынской укреплённой линии. На следующий день «верховники» велели отпустить 35 тысяч рублей на ремонт пограничных крепостей; по просьбе М.М. Голицына произвели заслуженных подполковников в полковники, отдали распоряжения о выдаче «окладного провианта» офицерам гарнизонов в Прибалтике, поставке ружей в полки ландмилиции, заготовке провианта и фуража в «магазинах» (складах) Украинской армии и т. д. Похоже, они были уверены в прочности своего положения…

Развязка наступила 25 февраля 1730 года. Утром «верховники», за исключением Остермана и находившегося при Анне В.Л. Долгорукова, собрались во дворце и, согласно журналу, «перед делами имели секретные разговоры». О чём они совещались в последний день своего пребывания у власти, неизвестно, но «дела» были вполне рутинные: обсуждались донесение Адмиралтейства о строительстве гавани в Рогервике и предстоявший рекрутский набор; были подписаны протоколы об изготовлении новых полковых знамён, отправке в Иран инженеров для составления карт этих провинций. Затем в зале заседания появился князь Василий Лукич, и члены совета отправились к императрице.

Внезапно во дворец явилась депутация дворян во главе с генералами Г.П. Чернышёвым и Г.Д. Юсуповым и тайным советником А.М. Черкасским и подала императрице документ — но совсем не тот, который она надеялась увидеть. Мы не знаем, кто был автором «первой челобитной»; большинство исследователей считают её делом рук В.Н. Татищева. Составители жаловались, что правители оставили без внимания поданные им проекты «знатного шляхетства», и предлагали «соизволить собраться всему генералитету, офицерам и шляхетству по одному или по два от фамилий, рассмотреть и все обстоятельства исследовать, согласно мнениям по большим голосам форму правления государственного сочинить».

Но, как свидетельствуют донесения дипломатов, механизм осуществления переворота был запущен раньше при прямом участии императрицы. По донесению саксонца Лефорта, Анна вечером 24 февраля приказала С.А. Салтыкову «взять на себя обязанность принимать доклады» и командовать полком и караулами. Англичанин Рондо узнал, что в ночь перед описанным событием В.Л. Долгоруков покинул дворец, где до того «опекал» Анну Иоанновну. Мардефельд же сообщал, что Анна Иоанновна поручила Салтыкову охрану дворца утром 25 февраля: «…последний тотчас же удвоил караул, назначил туда надёжных офицеров и возможно увеличил число часовых. По собрании членов Верховного тайного совета её императорское величество государыня вошли на престол и отдали капитану от гвардии Альбрехту, по рождению пруссаку, повеление, чтобы он не слушался ничьих приказаний, кроме своего подполковника Салтыкова (ибо до сих пор дворцовый караул состоял под начальством князя Василия Лукича Долгорукого)». По сведениям де Лириа, именно Салтыков первым провозгласил императрицу самодержавной.

Если эти известия соответствуют действительности, то утром 25 февраля «верховники» утратили контроль над охраной дворца, чем обеспечивался свободный доступ для дворянской делегации. Однако Анна неуверенно чувствовала себя в качестве императрицы; на помощь ей пришла старшая сестра Екатерина — она якобы сунула в руку заколебавшейся государыне перо, и та подписала прошение: «По сему рассмотреть». Потом оно таинственным образом исчезло и дошло до нас в неизвестно кем и когда сделанной копии — возможно, подписавшие его высокопоставленные лица не хотели сохранять свидетельство их сомнительной благонадёжности. После вручения прошения дворянская делегация осталась во дворце; ей была назначена на послеобеденное время ещё одна аудиенция — то ли по просьбе самих дворян, то ли по распоряжению императрицы.

Можно спорить, являлось ли это прошение «конституционалистским» или его авторы только желали выяснить, позволят ли «верховники» утвердить предложение, исключавшее Верховный тайный совет из процесса создания новой формы правления и передававшее главную роль в нём императрице. Но после его подачи ситуация изменилась. Обедавшие с государыней министры уже не могли повлиять на вышедших из-под контроля «верных подданных». В депеше Лефорта от 2 марта говорится, что якобы ещё 24 февраля они решили вернуть государыне самодержавную власть, но Анна ответила, что «для неё недостаточно быть объявленной самодержицей только восемью лицами». Но в черновом журнале совета за 24 февраля упоминаний о встрече его членов с Анной Иоанновной нет. Возможно, рассказ саксонского дипломата отразил попытку «верховников» выйти из отчаянной ситуации — но не 24-го, а 25-го числа, во время злополучного обеда.

Между тем шляхетство никакой новой формы правления не придумало и после обеда подало императрице вторую челобитную с просьбой «всемилостивейше принять самодержавство»: