Колодец с живой водой - Чарльз Мартин

Особенно глубоко врезалась мне в память молодая женщина примерно на третьем месяце беременности. Ее голова была повязана черным траурным платком, из-под которого виднелись блестящие черные волосы, а лицо казалось пепельно-серым, как у человека, который в одночасье лишился всего, что было ему дорого. Женщина смотрела только себе под ноги, не замечая катящихся по щекам слез.

Заглушив двигатель, я сидел в седле и, сложив на груди руки, смотрел и смотрел на этих оборванных, исхудавших людей, которые, словно муравьи, бесконечной цепочкой двигались с горы вниз. Большинство из них, наверное, даже не знали, куда и зачем идут. Они просто шли, шли, пока ночная темнота или усталость не добирались до них. Тогда они ложились спать прямо на обочине, чтобы с первыми лучами солнца продолжить свой путь в никуда. Картина была настолько тягостной, что я снова запустил двигатель, развернул мотоцикл и поехал обратно в Леон, торопясь поскорее оставить позади это место, этих людей и эту страну. Я больше не хотел иметь ничего общество ни с Никарагуа, ни с кофе, ни с теми, кто его выращивал.

Меньше чем через час я уже сидел в самолетном кресле и, пристегнув ремни, смотрел в иллюминатор на освещенные заходящим солнцем редкие облака. Со всех сторон меня окружали пластик и кожа, перед самым носом маячило сопло кондиционера, на откидном столике стояла еда, а бар ломился от напитков. Далеко подо мной расстилался густой зеленый ковер сельвы, прорезанный безобразным тридцатимильным шрамом. Посмотрев вниз, я увидел его – длинную черную полосу, протянувшуюся к океану через самое сердце Никарагуа, и покачал головой. Не я ограбил этих людей – я только держал их за руки, пока хулиганы-старшеклассники выворачивали их карманы в поисках мелочи. Не моя вина, что вместе с деньгами они лишились надежды.

Именно тогда, на высоте сорока тысяч футов над землей, я вдруг понял, что деньги Маршалла обходятся мне слишком дорого. Я готов был отдать все ради его дочери, но он устроил так, что я не смог бы получить Аманду, не доказав, что я заслуживаю и его капиталы. А я их, похоже, так и не заслужил.

* * *

В канун Нового года сотрудники «Пикеринг и сыновья» собирались вместе для традиционного праздничного корпоратива, который проходил в зале престижного ресторана. Именно в этот день Маршалл обычно раздавал премиальные чеки.

Примерно за неделю до этого босс отправил меня в Техас, чтобы оценить одну довольно перспективную нефтеразведочную компанию. Вернувшись в Бостон, я обнаружил, что Аманда держится со мной холодно и старательно избегает меня. Глаза у нее покраснели, словно она много плакала. Надо сказать, что в последние несколько месяцев мы почти не виделись, а если и встречались, то буквально на бегу, поскольку каждый раз, когда я бывал в городе, Аманда либо оказывалась очень занята, либо вовсе отсутствовала, выполняя очередное поручение отца. Правда, за прошедшие месяцы она окончательно превратилась в официальное «лицо» компании, и все же мне было обидно. Я не понимал, в чем дело, и страдал, страдал по-настоящему. Лишь много времени спустя до меня наконец дошло, что так ныло и болело у меня в груди. Это было мое бедное, разбитое сердце.

Мои дни в компании были сочтены. Я это хорошо понимал, не знал только, куда мне идти и что делать дальше. В том, что Аманду я потерял, я тоже не сомневался. Она любила меня, но была одна вещь, которую Аманда любила больше.

Когда в самом начале официальной части корпоратива я появился в ресторане, Пикеринг держался со мной тепло и приветливо. Он даже обнял меня и представил старшим функционерам компании как свои «глаза и уши». Примерно через час он пригласил меня в отдельную комнату, чтобы выкурить по сигаре. «Только ты и я», – сказал папа Пикеринг.

Когда дверь за нами закрылась, он действительно предложил мне сигару, но я, как всегда, отказался. Маршалл Пикеринг с удовольствием закурил и, выдохнув дым, положил на стол между нами довольно пухлый конверт.

– Вот… – Он улыбнулся. – Ты это заработал.

Я не сомневался, что в конверте лежит довольно значительная сумма. А еще подозревал, что это не просто премия по итогам года, и предчувствие меня не обмануло. Его тон внезапно изменился. Искоса глянув на меня, Пикеринг добавил:

– Считай это прощальным подарком.

Я сложил руки на груди, но не произнес ни слова, давая ему возможность продолжить.

– Начиная с завтрашнего дня ты больше не будешь видеться с Амандой.

Я положил ладони на колени. Пикеринг хотел, чтобы я взял деньги. Чтобы согласился на предложенную им сделку. Похоже, он так и не понял, что мне не нужны его деньги, и это была его главная проблема. Они действительно были мне не нужны, а до него это так и не дошло. И на данный момент это был мой последний и единственный козырь.

– Почему? – спросил я после довольно продолжительной паузы.

Маршалл Пикеринг почесал подбородок. Я хорошо знал этот жест. Он означал, что босс собирается солгать.

– Она теперь встречается с Бренданом.

Я улыбнулся и кивнул:

– Вот как? А Аманда об этом знает?

Маршалл Пикеринг снова поджег потухшую сигару и некоторое время сосредоточенно ее раскуривал. Наконец он сказал:

– Аманда знает, что́ от нее требуется.

Я снова промолчал, и Пикеринг пристально посмотрел на меня сквозь облака дыма.

– Сегодня, примерно через час или около того, Брендан объявит о помолвке. – Он выразительно взглянул на конверт и снова поднял взгляд на меня.

Поднявшись, я открыл крышку ящичка с сигарами и вынул одну. Срезав кончик, я поджег табак и глубоко затянулся, глядя на тлеющий кончик. В висевшем напротив меня зеркале я вдруг увидел Аманду. Она стояла снаружи, на парковке ресторана; я видел ее в окно, а она меня нет. Держа сигару огоньком вниз, я аккуратно опустил ее на затянутый тонким сукном столик. В считаные секунды огонь прожег ткань, и почерневшие края стали заворачиваться наружу.

– Вот что я вам скажу, мистер Пикеринг, – произнес я очень спокойно. – Сдается мне, что вы умрете старым, одиноким и очень несчастным человеком.

С этими словами я повернулся и направился к выходу, но, взявшись за дверную ручку, остановился:

– В отличие от вас и от Брендана, я никогда не думал о деньгах. С самого начала мне нужна была только девушка с зелеными глазами.

– Ну, раз так… – отозвался Маршалл Пикеринг, и по его голосу я понял, что старик улыбается. – Это значит, что я сделал правильный выбор, а ты… Ты – дурак.

Круто развернувшись на каблуках, я шагнул обратно к столику и наклонился вперед, так что мое лицо оказалось в считаных дюймах от его лица. В зеркале все еще была видна голова и часть спины Аманды.

– Возможно, – сказал я. – Только не забудьте, что «мудрость мира сего есть безумие пред Богом»…[22]

Итак, я лишился работы, любимой девушки, будущего… Но меня это не остановило, и я вышел вон из комнаты. В коридоре я едва не сбил с ног Брендана, который стоял прямо за дверью. Остановившись перед ним, я сказал: