Мрак в конце тоннеля - Владимир Колычев

Но в этот раз договорить ему не позволили ворвавшиеся в бункер упыри. И он не смог объявить, что ядерная война была вымышленной.

А объявить об этом он собирался как раз в ночь на последний день нашего пребывания под землей – по плану экскурсии. Дескать, извините, что шоу зашло слишком далеко; войны никакой нет, и по случаю столь замечательной новости туристов, преступивших закон, неплохо бы отпустить. Чтобы не чернить репутацию заведения и чтобы следующая группа туристов не лишилась удовольствия вкусить прелестей ядерной катастрофы… Мы бы встретили слова Болгарова бурными овациями, собрали бы свои вещи, а утром после завтрака отправились бы по домам.

Не было никакой войны… А ведь я должен бы сам догадаться, что это был всего лишь розыгрыш. Я же оперативник с приличным стажем, у меня аналитический склад ума… Но что-то мешало мне искать и находить правильные ответы на вопросы, время от времени возникающие в моем сознании. А ведь они были, эти вопросы. Например, мне почему-то не очень верилось, что Болгаров со страху заблокировал дверь. И еще подозрение вызывала неисправность индивидуальных дозиметров, которые могли бы показать уровень полученной радиации. И Валера меня порой настораживал. Иногда казалось, что он играет какую-то роль. И еще, слишком он много знал… Но что-то мешало мне сосредоточиться на своих подозрениях. Как будто какой-то зомбирующий сигнал поступал в мое сознание…

Ядерная война оказалась мистификацией. А мутанты? Ведь они были! Я точно знаю, что были!!! Или я сошел с ума?

В палату зашла врач, средних лет грузная женщина с тройным подбородком. Ни ватно-марлевой повязки на лице, ни противогаза, а вместо защитного костюма – обычный белый халат… Точно, нет никакой войны.

Ничего не говоря, она подсела ко мне, заглянула в глаза, затем поводила рукой перед лицом. И наконец низким грудным голосом поинтересовалась моим самочувствием. У меня болела и кружилась голова, подташнивало, и я не стал это скрывать. А она в ответ поделилась со мной своими соображениями. Черепная коробка выдержала удар камня, не треснула, но сотрясения мозга избежать не удалось. Предположительно у меня была третья степень, потому что я терял сознание. Рентгенографию уже провели, трещин в черепе и смещения шейных позвонков не выявили. Направление на энцефалографию и эхоэнцефалоскопию выписано, и я должен пройти эти труднопроизносимые процедуры в течение дня. К тому же мне нужно было побывать и у окулиста, чтобы тот осмотрел мое глазное дно.

Рана на спине, как оказалось, вообще не вызвала у врача тревог. Острие неглубоко проникло под кожу, и крови я потерял совсем немного. И сепсис мне вроде бы не грозил.

Врач прописала мне постельный режим на пять суток, назначила болеутоляющий седалгин, от головокружения – танакан, для сосудов – кавинтон и ноотропил. Ну и, разумеется, витамины для бодрости тела.

О том, что со мной произошло, спрашивать она меня не стала. Этим занялся следователь из местного ОВД, капитан милиции. Вместо предисловия он показал мне пустую обойму из-под «макарыча», которую обнаружили в моей одежде вместе с документами и прочей наличностью. Видимо, я автоматически сунул ее в карман, перезаряжая пистолет.

Бояться мне было нечего, ведь оружие травматическое, но в душе тревожно заныл больной нерв.

– Что это такое?

– Это от «макарыча».

– Так, посмотрим…

Он достал из своей папки все мои документы, выложил их на тумбочку. При этом на пол упал мой паспорт. Он потянулся за ним, но смахнул рукавом служебное удостоверение. «Корочки» упали за матрас между стенкой тумбочки и моей подушкой. Разумеется, говорить ему я об этом не стал. И приподнялся на подушке, будто для того, чтобы удобней было разговаривать, но при этом закрыл ею документ, который запросто могли назвать незаконным.

Следователь поднял паспорт, положил его рядом с удостоверением личности частного детектива, но при этом с его колена упала сама папка. Она ударилась о пол и раскрылась, листы бумаги полетели под кровать.

Он производил впечатление серьезного и даже основательного человека, но каким же неловким он оказался! Я нервно зачесался, наблюдая, как он укладывает в папку последний лист бумаги. Сейчас меня все раздражало. Как говорится, я не злой – я просто трезвый. Граммов сто чистого медицинского спирта мне бы сейчас нисколько не помешали. Но, увы, спирт в курс лечения не входил.

Наконец он нашел среди моих документов разрешение на ношение травматического оружия.

– Да, есть такое… – сказал он с видом человека, сделавшего важнейшее открытие в своей жизни, а может, и в мире. – «Макарыч», «макарыч»… Такой ствол вчера в бункере нашли.

– В каком бункере? – внутренне встрепенулся я.

И это не укрылось от внимания капитана.

– Да есть тут одно место… И тебя под землей нашли, в катакомбах, так? – спросил он, пытаясь просверлить меня взглядом.

– Знаю я это место. В районе «Баррикадной».

– Да, да, именно там! – Капитан приподнялся и напряженно застыл как пес, учуявший добычу.

Он даже не заметил, как папка снова свалилась с его колена, как из нее посыпались бумаги.

– Подземный узел связи, – уточнил я.

– Да, что-то вроде того… Чей там пистолет нашли?

– Мой.

– Ну вот, что и требовалось доказать! – просиял следователь, видимо, представляя, как министр МВД вешает ему на шею медаль за раскрытие особо опасного преступления.

Не было такой медали, но ведь ее можно придумать.

– Что там произошло? – затаив дыхание, спросил я.

– Это бы я от вас и хотел услышать! – грозно нахмурил брови капитан. – Трупы там… Много трупов…

Хотелось бы, чтобы это было не так. Лучше признаться себе в том, что я сошел с ума на почве треволнений, чем снова окунуться в ужас, который мне пришлось пережить.

– Трупы… Много трупов, – подтвердил следователь.

– Сколько?

– А сколько тебе нужно?

– Не смешно, – с упреком посмотрел я на капитана. – Кто ведет это дело? Я готов дать показания…

– Ну, зачем же кого-то звать?

Он долго возился с бумагами, искал протокол допроса. Наконец положил бланк на тумбочку.

– Мы сами примем признательные показания, да, гражданин Молочков?

– Боюсь, что за признательными показаниями вам, капитан, далеко придется ходить… – раздраженно скривил я губы. – В такое гнездо, что вам и не снилось… Я свидетель, капитан. И потерпевший…

Следователь ушел, оставив мне мои документы и портмоне с деньгами. А спустя время меня направили к окулисту. Чувствовал я себя неважно, но это не помешало мне на своих двоих дойти до глазного отделения, что находилось этажом ниже. И еще я совершил прогулку по территории больницы, даже вышел за ее пределы – сходил к ларьку, где продавали пиво. Это должно было и успокоить меня, и поднять настроение.