Закон торговца - Дмитрий Силлов

– Ну да, сам себя с утра не похвалишь, весь день ходишь как оплеванный.

И, не найдя что добавить, вновь присосался к бутылке.

А я продолжал писа́ть. Про Зону. Про которую написал уже очень много. И которая всё никак не отпустит меня. Где бы я ни был, она всегда со мной. Впиталась в меня, треклятая, своей болотной вонью, проросла узловатыми уродливыми корнями в душу. Прав Фыф, болен я Зоной. И она часть меня. И я – часть ее…

Когда работаешь и прёт тебя, когда пальцы стучат по клавишам словно бы и не по твоей воле, а будто сами по себе, то окружающего и не замечаешь. Весь ты в тексте, там, в том месте, о котором пишешь…

Но внезапно я осознал, что нет вокруг меня ни берез этих облезлых, ни травы, ни Фыфа. Только туман, непонятно откуда взявшийся. Ватный, белесый. И плотный на редкость. Впору подумать, что и не туман это вовсе, а аномалия какая-то незнакомая, внезапно накрывшая меня с головой.

Я вскочил на ноги и рванулся было вперед. Самое лучшее, когда попадаешь в аномалию, – это бежать. Потому что если стоять на месте, она тебя гарантированно сожрет тем или иным способом. А так появляется хоть какой то шанс. Рванулся… и замер на месте. Потому, что внезапно до боли знакомый голос остановил меня.

– Осторожнее, сынок, – сказала она, выходя из тумана. – Не спеши, а то покалечишь бабушку.

Я знал, кто это. Хорошо знал. Первый раз она встретилась мне в самом начале пути, предсказав будущее. Правда, тогда я не понял того предсказания, осознание пришло позже. И когда второй раз в Чернобыле-два она предстала передо мной в виде́нии, похожем на тяжелый бред, я уже знал, кто это. Сама Зона, собственной персоной. Которая тогда проверила, остался ли я человеком. И, убедившись в этом, указала мне путь.

И вот снова дежавю. Те же слова, и тот же образ. Слишком странный здесь, в этих кошмарных местах, и слишком пугающий своей обыденностью, характерной для того далекого времени, когда на ЧАЭС произошла страшная авария, потрясшая весь мир.

Она смотрела на меня слишком живыми и слишком внимательными для своего возраста глазами. Старая женщина в зеленом платье под стать хозяйке – ветхом, выцветшем, местами искусно залатанном… Она опиралась на клюку странной расцветки – ярко-желтую с синей рукоятью, а в левой руке крепко держала плетеную авоську, из которой выглядывали пакет молока, бутылка кефира и батон хлеба.

– Здравствуй, матушка Зона, – сказал я, криво усмехнувшись, хотя, признаться, мне было не до смеха – от ее внимательного взгляда веяло таким ужасом, что мне в который раз стало не по себе. Страшно? Да, очень. Примерно как когда я в первый раз взглянул в глаза Смерти, которая потом стала моей Сестрой. Но в то же время и к страху можно привыкнуть. Тут, на зараженных землях, иначе никак. Иначе сожрет он тебя, выжжет изнутри бессонницей и нервной трясучкой. Поэтому я, конечно, боялся. Но примерно так, как при встрече с ктулху, не теряя самообладания. Хотя с ктулху, пожалуй, было бы менее страшно.

– Чего ты хочешь от меня на этот раз? – как можно вежливее поинтересовался я.

Она помолчала немного, глядя на меня и одновременно как бы сквозь меня, и сказала:

– Просто выживи. Больше я не смогу тебе помогать, побратим Сестры. Тот, кто создал меня, сильнее меня. И он желает твоей смерти.

– Что значит «не сможешь помогать…» – начал было я. И осекся, поняв. Дошло. Ну конечно. Моя фантастическая личная удача! Когда ты вот-вот по идее должен погибнуть – но нет, всё равно остаешься в живых. И так постоянно. Ранили тяжело – ничего, найдется артефакт, который вылечит. Попал в беду – тоже поправимо, друзья найдут и помогут. Даже если умер – всё равно потом оживаешь. Не в своем, так в новом теле. Так вот, значит, в чем дело! Я был нужен Зоне. Она вырастила меня, сделала тем, кем я стал. В тот день, когда я встретил ее, случайно ли мне встретился на пути парень, при помощи которого я попал во Французский легион, где из меня сделали профессионального убийцу? Подозреваю, что нет. Не иначе это ее рук дело. Зоны. Но зачем я ей был нужен?

– Знаю, у тебя много вопросов, – кивнула она. – Но сейчас не время ответов. Просто останься в живых, сталкер.

Туман, окружавший ее, стал плотнее, и в следующее мгновение старуха пропала. После чего туман стал быстро редеть, отступать назад. Только что висел вокруг меня плотной сплошной занавеской, но не успел я глазом моргнуть – и оказалось, что и не рядом он вовсе, а болтается где-то на окраине поляны редкой, полупрозрачной взвесью. Естественное явление для Зоны на рассвете, ничего особенного. Лишь звон в голове остался от странного виде́ния, словно меня по макушке приложили чем-то тяжелым, да эхо слов в ушах: «Просто останься в живых, сталкер».

Я осмотрелся вокруг, с трудом проворачивая голову на отчего-то затекшей шее. И наткнулся взглядом на внимательные глаза Фыфа.

– Это и есть вдохновение? – поинтересовался шам. – Когда глаза пустые, смотришь в одну точку, а самого слегка потрясывает?

– Типа того, – сказал я, утирая пот со лба.

– Тогда уж лучше похмелье, – подытожил шам. – Понятнее.

– Возможно, ты и прав, – сказал я.

И понял, что хочу жрать. Нереально. Неистово. Причем с самого утра, как проснулся. Потом Фыф своей блевотиной отвлек, потом явно надо было сваливать, потом вдохновение накрыло – если это можно так назвать. Да, лучше так, а то невесть до чего додуматься можно. И вот сейчас, когда это долбаное вдохновение отпустило, меня аж до икоты скрутило желание запихать в желудок всё содержимое рюкзака, которое можно прожевать. А если плохо жуется, то и так проглотить. Змеи вон не парятся, например. Заглотят добычу целиком – и хорошо им. А желудок настоящего сталкера, думаю, ничем не хуже змеиного.

В общем, открыл я рюкзак и занялся сухпаями. Вместе с Фыфом. Который, конечно, как всякий русский… хм-м-м… шам, может жрать самогон без закуси, но с закусью всё-таки как-то этот процесс со стороны приличнее выглядит. Типа, если с ней, то не алкаш, а, скажем, просто ценитель спиртного.

***

Он проснулся, словно от толчка. Что-то сработало, шестое чувство, может быть. А может, сталкерская чуйка подсказала – опасности больше нет. И сразу же в ноздри ударил тошнотворный запах свежевырытой земли, который у любого человека ассоциируется с могилой. Особенно когда этот запах ощущается очень близко, явственно, возле самого лица.

Харон рефлекторно хотел было выдохнуть, отплеваться от этой могильной вони – но вовремя сдержал себя. В легких оставалось совсем немного воздуха, и его надо было экономить.

Бывший предводитель фанатиков, оставшийся без своей группировки, начал медленно пятиться назад. Не спеша. Потихоньку. Экономя воздух, как умирающий от жажды бережет последние капли воды на дне фляги. Харон знал, что остался один. Чувствовал. Но не хотел верить. И сейчас ему нужно было две вещи. Выжить. И удостовериться.

Первое, хвала Хозяину Зоны, получилось. Харон не был уверен, что сможет вылезти из могилы, в которую сам себя закопал достаточно глубоко. Но – вылез. Стряхнул с лица мелкие комья земли, прилипшие к черной, сморщенной коже, разлепил глаза…