Повесть о моей жизни - Федор Кудрявцев

«И здесь ты успел потрудиться и прославить русское имя, Петр Алексеевич, — с гордостью думал я, рассматривая напротив этой доски небольшой, но вполне современный дом. — Не на скамейке на посыпанном песочком променаде, а на вершине горы, на орлиной скале, да на постройке дома, трудясь вместе с каменщиками и плотниками, оставил ты здесь свои следы, мой великий соотечественник!»

Кто-то из моих товарищей посоветовал мне побывать в местном краевом музее. Мне это тоже было интересно, и в ближайший свободный день я пошел туда. Музей помещался в красивом двухэтажном доме. Впрочем, все дома в Карлсбаде мне казались красивыми. Я обошел залы первого этажа. Музей как музей, экспозиции как экспозиции. Ничего из них я не запомнил. Стал подниматься на второй этаж и заметил на стене вдоль лестницы броско написанное изречение: «Atmen durch die Nase ist gesund, drum atme tief mit geschlossenem Mund» («Дышать через нос здорово, поэтому дыши глубоко с закрытым ртом»), Я тут же выучил наизусть этот совет. Ничего из виденного во втором этаже я не запомнил тоже. Но этот добрый совет сохранять свое здоровье крепко врезался мне в память, и я старался ему следовать. Значит, в музей я сходил не без пользы.

Примерно через месяц-полтора после моего приезда хозяин герр Лешнер вручил мне небольшую серую книжечку, в которой на одной из страниц была вписана моя фамилия и какие-то цифры. Хозяин велел ее беречь. Сначала я не разобрался в назначении этой книжечки, но товарищи объяснили мне, что теперь я застрахован и с этой книжечкой могу получать бесплатную медицинскую помощь, а в случае болезни с отрывом от работы — небольшое денежное пособие; могу получать ванны с минеральной водой с большой скидкой.

Все это я учел и стал искать у себя какой-нибудь болезни. Ведь надо же полечиться бесплатно. Я заметил, что мне трудно дышать через нос, что-то мне мешает. И вот пошел к врачу ухо-горло-нос.

Посидев немного в приемной с каким-то старым господином, который по моему выговору принял меня за приезжего из Берлина, я попал в кабинет к врачу. Ранее ни у каких врачей я никогда не бывал. Поэтому полутемный кабинет врача, где были освещены только кресло да стол с какими-то инструментами, и медицинские запахи произвели на меня очень сильное впечатление. Вдобавок к этому я увидел на белом халате врача и на его круглом смотровом зеркальце с дыркой посередине красные брызги крови. Мне совсем стало жутко. Когда же врач, довольно еще молодой мужчина, сунул мне в нос какую-то светлую трубочку и стал распяливать ноздрю, я совсем затрепетал с непривычки.

— О, какой вы нервный, молодой человек, — сказал врач.

— Что вы, доктор, у меня очень спокойный характер, — возразил я.

— Независимо от этого вы очень нервный, я уж это вижу. — И с этими словами доктор капнул мне чего-то в одну ноздрю, потом в другую. У меня в голове растеклось что-то теплое, в глазах потемнело, и я потерял сознание.

Очнулся я на диване здесь же, в кабинете. Возле меня хлопотала девушка, горничная врача.

— Ну, очнулись наконец, как вы себя чувствуете? — услышал я его голос.

— А что со мной было? — спросил я.

— Обыкновенный обморок. Я же сказал, что вы очень нервный, впечатлительный.

— Будешь тут впечатлительным, когда вы впустили мне в нос чего-то сногсшибательного.

— Самое простое масло. — И врач показал мне флакончик с какой-то душистой жидкостью.

Когда я выпил воды и успокоился, врач еще раз закапал мне нос и дал какие-то наставления, с чем я и ушел.

Мне давно уже хотелось как следует помыться горячей водой в бане по-русски. Но на все мои вопросы, есть ли в Карлсбаде баня, никто толком ответить не мог. Спросить об этом у Франца Лерла я как-то то ли стеснялся, то ли не догадался.

— А зачем тебе баня? Ты иди в ванную, ты ведь имеешь страховую книжку и с ней ты за ванную заплатишь вместо кроны всего двадцать геллеров, — сказал мне Карл и назвал адрес ванного заведения.

И вот я со свертком белья в этом ванном заведении. Меня впустили в кабину с большой, облицованной снаружи изразцами ванной. Я напускаю воды погорячей и с удовольствием забираюсь в ванну. Разомлел от приятного ощущения, но надо же и помыться. И вот я намыливаю голову — волосы не намыливаются, намыливаю мочалку — не намыливается. Сколько я ни бился, делая воду и погорячее и похолоднее, она никак не хотела растворять мыло. Так и пришлось мне потереться пустой мочалкой и выйти из ванной, которую больше часа занимать не полагалось. Но все же домой я шел бодрый и освеженный. Оказалось, что я купался в воде Шпруделя.

На чердачной площадке дверь в мою конурку была направо, а прямо перед лестницей была еще какая-то дверь. Она была всегда заперта, и я не знал, куда она ведет. Но вот один раз утром я увидел, что она отперта. Я осторожно открыл ее. Дверь была прямо на небольшую тихую улочку вровень с панелью. Значит, если входить в мое жилище через эту дверь с тихой улочки, то я вроде бы жил на первом этаже. Ощущение чердака как-то рассеялось. Я понял, что задней стеной наша гостиница примыкала к отвесному срезу горы, а верхним этажом, или, вернее, чердаком, равнялась с ее террасой, по которой и проходила незнакомая улочка, которую я так и не смог разглядеть, так как дверь с чердака больше никогда не открывалась.

Живя в Карлсбаде и гуляя в свободные от работы часы по его улицам, я видел в витринах много разных сувениров из какого-то переливающегося разными цветами камня, вещицы вроде перочинных ножей, мундштуков и тому подобное, отливающих такими же цветами. Этот камень и эти отливы получались из осаждающихся частиц минеральных вод.

Покупку сувениров я откладывал до отъезда из Карлсбада, купил только складной никелированный штопор для работы, а немного позднее выходной галстук ядовито-зеленого цвета с какими-то нелепыми разводами. За этот галстук Франц Лерл меня здорово поругал, говоря, что у меня дурной вкус. Потом мне стало жаль носить на работе мои петербургские красивые, с лаковыми носочками ботинки, и я решил купить здешние. Я долго подбирал на мою широкую ступню ботинки, все они жали мне ногу. Пришлось купить на один или два номера больше моего размера, с длинными нескладными носами. За них мне снова попало от Франца.

Вообще Франц меня по возможности воспитывал. Когда мы поднимались в гору, я сутулился. Он требовал, чтобы я шел прямо. Он научил меня правильным приемам надевания пиджака или пальто. Эти приемы были просты и красивы. Он сделал мне замечание, когда я говорил Карлу, что учусь немецкому языку, чтобы потом зарабатывать много денег.

— Разве у тебя нет других интересов, кроме денег? Зачем ты выставляешь деньги на первый план? — журил он меня, объясняя, что знать какой-либо иностранный язык само по себе представляет большой интерес.

Раз во время прогулки в откровенном дружеском разговоре я спросил Франца, почему он пригласил поехать с ним в Карлсбад меня, а не другого мальчика. Он ответил: