Трое обреченных - Алексей Макеев

Этим умненьким «жрицам» только в СВР работать. Максимов забрался в салон и сразу почувствовал себя как дома. Дарья примостилась рядышком и резво тронулась с места.

— Считайте, прощены, — повернула она к сыщику смешливую мордашку. — Ваше имя не секрет?

— «Постоянный» — по-латински, — охотно представился Максимов. Или по-гречески?

— Интересный вы мужчина, Константин, — пробормотала девушка. — По вашей вине вчера уже погиб человек, а вам все неймется. Бродите, приключений ищете. Что-то случилось?

— Случилось многое, — согласился Максимов. — Вы не боитесь меня сегодня?

— Абсолютно. Вчера боялась, сегодня нет. Не хотите откровенничать? Вы знаете, между своими двумя основными занятиями я очень люблю выслушивать истории человеческих грехопадений.

Максимов крякнул.

— Ладно, не спешите, — передумала девушка. — Отдыхайте. Все равно потом как миленький расскажете. Мне всегда рассказывают.

— Я даже догадываюсь, где это случится… Далеко живете, Даша?

— Пара кварталов — уже почти приехали.

— А сколько стоят ваши услуги? — осторожно осведомился Максимов.

— Дорого, — рассмеялась путана. — Хлеб, чай, имеется душ… к сожалению, холодный — во всем доме отключили горячую воду. Приобретайте абонемент — выйдет дешевле.

— Я серьезно, Даша. Какой суммой открывается ваше сердце?

— Мое сердце неплохо открывается ключом от «Ягуара», — фыркнула путана. — Но у вас, Костя, не видно на лице следов обладания лакированным ландо… — девица с озорной ухмылкой покосилась на «попутчика». — Не волнуйтесь, Костя, сегодняшний день по гороскопу очень благоприятен для совершения хотя бы одного доброго поступка. Да и деньги меня сегодня не радуют… Тяжелый, наверное, случай?

— Прям-таки болезнь, — посочувствовал Максимов. — Если даже деньги вас не радуют, то не представляю, что способно обрадовать.

На пороге квартиры, отворив дверь, она прижала губы к его уху и жарко зашептала:

— Только не вздумай после всего, что будет, читать нотации по поводу места моего трудоустройства. Это МОЯ жизнь…

Он не стал читать нотации. Если женщине нравится работать преподавательницей по классу фортепиано, что же в этом неприличного?

Неприятных ощущений в эту долгую ночь он не отметил. «Ни за что не признаюсь коллегам, что провел ночь с путаной», — думал, засыпая, Максимов («Ага! — воскликнет злорадно Екатерина. — Я так и знала, что Максимов питает нездоровую страсть к проституткам!»). Дважды в течение ночи ему приходилось просыпаться, однако пробуждение не носило ярко негативный характер. Трудно спать тупым поленом, когда рядом лежит нагая хорошенькая женщина. Он уснул умиротворенный в третьем часу ночи, а проснулся в восемь — словно и не засыпал! — рванулся с подушки, подозревая, что пропустил все на свете.

— Не торопись… — пролепетала ему на ухо спящая женщина. — Мне сегодня на работу можно попозже…

— На которую? — пробормотал Максимов, стремительно засыпая. А потом, проснувшись от протяжного скрипа кровати, наблюдал из-под приспущенных век, как по зашторенной комнате, натыкаясь на пуфики, банкетки, мягкие игрушки, бродит обнаженная женщина. Где-то далеко включаются радио, душ, микроволновка — а спустя некоторое время из-под двери просачивается зовущий кофейный аромат. Давить подушку уже невыносимо…

Он сидел на кухне, очень кстати оборудованной радиотелефоном, потягивал вторую чашку густого, терпкого кофе и пытался дозвониться до справочного. Даша, облаченная в короткий халатик, обнимала его сзади за шею. С третьей попытки отозвалась оператор. Долго искала в бесконечном списке городских коммерческих предприятий компанию «Промэкс» и выдала сразу три номера: главного, не главного и «общественной» приемной. Действительно, подтвердила дежурно-траурным голосом секретарша, сегодня в три часа дня на Халецком кладбище состоятся похороны нашего сотрудника — всеобщего любимца и ценнейшего работника. Церемония за счет фирмы — разумеется.

Максимов поблагодарил и погладил худые пальчики, рисующие на его груди замысловатые узоры.

— Пойдешь на похороны? — спросила Даша.

— Обязан, — кивнул Максимов. — Во-первых, я очень любопытное существо. Если парень по фамилии Березин что-то значил для Запольской — а он, естественно, что-то значил — она появится. И Бурковец не последняя дура: непременно пришлет на похороны своих ребят — дабы ненавязчиво понаблюдали…

— О Бурковец гуляет недобрая молва… — задумчиво пробормотала Даша. — Конкурентов в Левобережье ей практически не осталось. Пропали куда-то конкуренты… Ты что-то чувствуешь к этой несчастной женщине?

— Только жалость, — Максимов покачал головой. — А если честно, необъяснимое чувство. Не хочу, чтобы с ней что-то случилось. Она теперь одна, без сообщника. Наворотит сгоряча — угодит под нож. Или под пулю — что не менее досадно.

— Хочешь, дам тебе парик? — предложила Даша, тихо засмеявшись. — Нет, серьезно. Был один клиент с полгода назад — мерзкий, лысый старикашка. Чего я, говорит, буду перед тобой молодиться? Ты работница наемная, не прогонишь — а барахтаться будем, все равно парик свалится. А тут его по сотовому кто-то выцепил — замочили ценного зама по фирме. Старикашка и умчался без «головы». А назад, что характерно, не вернулся — тоже, видать, замочили. А парик теперь тигренок носит…

— Занимательная у тебя профессия, — с сожалением пробормотал Максимов. — О другой не думала?

— Очень даже думала, — улыбнулась Даша. — Но должен ведь кто-то обучать юных Коганов и Стравинских… У меня в английской гостиной, между прочим, имеется классное венское фортепиано. Пойдем, я тебе слабаю…

Над Халецким кладбищем висела ясная, пронзительно чистая лазурь. Кувыркались в небе стрижи. Шелестели молодые березки под напором ветерка. Не самое подходящее время года для ухода из жизни… В кудрявом парике, очках-хамелеонах и с облезлой тросточкой покойного Дашиного отца Максимов ощущал себя бездарным артистом. Он бродил по тесным переулкам кладбищенского города, посетил старые, захолустные «кварталы», где оградки проржавели, а на холмиках буйно колосились сорняки, заглянул в «новостройки», блестящие мрамором и свежей краской. Спугнул бабульку, собиравшую с могил вчерашние цветы — с последующей продажей у ворот кладбища. Постоял у надгробия с отчеканенным портретом молодой девушки и максималистской эпитафией: «Отомстим за тебя, Оленька». Когда по центральной аллее проехали четыре импортных автобуса с черной окантовкой — затрапезного вида («Предлагаем автобусы «Мерседесы» по цене отечественных…») и сомнительной вместимости, интуиция подсказала, что «объект» прибыл. Неумело опираясь на тросточку, Максимов начал смещаться.

Подъезжали частные машины, и в итоге набралась порядочная куча народа. Видимо, при жизни Саша Березин и впрямь был отличным парнем. Затеряться в толпе можно было элементарно, но Максимов не рисковал. Он стоял за могилами, укрытый стелой безвременно павшего от подлой пули барона, и пытался вникнуть в ситуацию. На коллегах и родственниках именно это и было написано: мы — коллеги и родственники. Безутешные женщины в черном (мама и сестра?), кучка хмурых лиц руководящего состава — поодаль черный «Фольксваген» и скучающий шофер; молодые мужчины, устанавливающие домовину рядом с могилой. Изобилие молодых женщин (фирма современная, перспективная…).