Надежды леди Коннот - София Джеймс

– Дугласа следует навсегда изгнать из приличного общества! Его непременно прогнали бы, не будь он носителем такого титула.

– Мистер Стивенейдж намекнул, что лорд Дуглас почти так же богат, как и он. Может быть, отчасти поэтому высшее общество не спешит с ним расстаться, – хладнокровно парировала Мария.

Не дожидаясь, пока Ричард откроет рот, Сефора добавила:

– Совершенно не важно, сколько у него денег и какой у него титул. Лорд Дуглас спас меня от неминуемой смерти, за что я буду вечно ему благодарна.

– Конечно, мой ангел, – пробормотал Ричард, взяв ее за руку.

– Ричард, мне не слишком нравится такое обращение, – сухо ответила Сефора. – Мне почти двадцать три года, а ты обращаешься со мной как с дурочкой… или с ребенком.

Их взгляды встретились. Заметив, как разгневан ее будущий муж, Сефора стиснула зубы. Она всегда соглашалась с ним и уступала, но сейчас, возвращаясь домой после званого вечера, она вдруг поняла: с нее хватит.

День был самым обычным; они совершали короткую поездку по знакомому маршруту. Сефора пока не понимала, что так сильно изменилось, что сломалось между ними, но две половинки, которые раньше хорошо подходили друг к другу, вдруг распались и не подлежали воссоединению.

Улыбнувшись двум парам глаз, которые с удивлением смотрели на нее, Сефора стала смотреть в окошко. Преодолев порыв ломать руки, она сложила их на коленях.

Что-то сдвинулось в ее жизни. Она рассеянно думала о прошлом, которое мелькало перед ее глазами. Сил хватало лишь на то, чтобы дышать.

Сефора стала отсчитывать вдохи; такое упражнение помогало ей взять себя в руки, когда казалось, что ситуация выходит из-под контроля. Несложное упражнение давало ей силу, над которой не были властны другие. Правда, иногда она боялась, что ускользнет в щель между явью и безумием – и больше не вернется.

Два дня спустя Сефора сидела в своей комнате и писала еще одно письмо лорду Дугласу. Ей казалось: если она промедлит еще хотя бы секунду, она передумает писать, и тогда будет уже поздно.

Она просила Фрэнсиса Сент-Картмейла встретиться с ней в книжной лавке и библиотеке Ла-кингтона на Финсбери-сквер, в задней комнате за винтовой лестницей. Та часть храма муз всегда пустовала. Владелец держал там самые старые и пыльные трактаты, которые редко кому-то выдавали. Скорее всего, там их никто не побеспокоит.

Она назначила время и место: послезавтра, в два часа пополудни. После всех треволнений ее мать захочет днем поспать. Тогда-то ей наверняка удастся незаметно ускользнуть. Кстати, она должна была вернуть две книги; библиотека была одним из тех мест, которые она посещала регулярно. Никто ничего не заподозрит.

Как-то Сефора заметила, что мать наблюдает за ней, едва скрывая жалость; так смотрят на раненого зверька или неразумного ребенка. Один или два раза мама даже спросила, счастлива ли она со своим нареченным. Она строила вопросы осторожно, не требуя прямого ответа; после она всегда делилась с дочерью какими-нибудь историями из жизни знакомых, историями, которые, по ее мнению, способны были примирить Сефору с браком. У нее будут новые платья. Красивый дом. Высочайшее положение в обществе. Титул… Сефора, молодая герцогиня Уинбери!

Прежде она пропускала мамины наставления мимо ушей и жила, как обычно. Но сейчас поняла: больше так продолжаться не может. Ричард продолжал настаивать на переносе даты свадьбы на более ранний срок. Хотя он только что похоронил отца, ему хотелось обвенчаться как можно скорее, что совсем не радовало Сефору.

Близких подруг у нее не было, а сестра ненадолго уехала к тетке. Поэтому Сефора чувствовала себя особенно одиноко. Будущее рисовалось ей самыми мрачными красками. На ее восприятие влияли страх, печаль, горе, неспособность Ричарда освободиться от все усиливающейся скорби. Мрак словно поглощал ее.

Она постоянно испытывала беспокойство и страх – страх ошибочно высказаться, не сказать чего-то. Она все время дожидалась удобного случая, чтобы разорвать помолвку, ставшую невыносимой. От постоянной тревоги у нее на спине и на плечах высыпала крапивница; красные пятнышки зудели, усиливая ее раздражительность.

Сидя у себя в комнате поздно вечером, Сефора чувствовала себя точно так же, как несколько недель назад, когда упала с моста в реку. Она задыхалась, ей было холодно, и ее мир покрывался мраком.

Ее как будто душили.

Она поняла, что чувствуешь, когда у тебя умирает душа, но ты продолжаешь жить. Осознание стало настолько ужасным, что она не могла даже заплакать.

Так она просидела до рассвета. С первыми лучами солнца она вдруг отчетливо поняла, что умрет, если промолчит еще хотя бы час.

Так давно она не ощущала себя живой, так давно она не смеялась, не любила, не жила полной жизнью! Когда она увидела, как Фрэнсис Сент-Картмейл входит в дом Стивенейджа, ее поразила сверкнувшая в глубине души искра, которую она считала давно погасшей. Искра жизни. В ней словно проснулись силы… и желания. Она прогоняла прочь оцепенение и холод и внушала себе: больше ждать нельзя. Взяв письмо, она разорвала его на мелкие клочки и спрятала их под другими бумагами в ящике стола. Нет, так не годится. Она сама пойдет к нему и увидится с ним!

Когда в комнату наконец вошла горничная, часы в холле пробили девять утра. Сефора велела девушке приготовить ей синее дневное платье, плащ и шляпку. Она спустилась по лестнице и вышла из дому, надеясь, что ее хватятся еще не скоро.

Когда дворецкий открывал входную дверь, Фрэнсис вышел из библиотеки. Интересно, кто пришел к нему в столь ранний час?

На пороге стояла леди Сефора Коннот в красивом синем платье и плаще, с маленькой сумочкой в руке. Лицо у нее было таким бледным, что ему показалось: прежде чем он приблизится к ней, она упадет в обморок.

– Лорд Дуглас! – произнесла она и замолчала, затем глубоко вздохнула и начала снова: – Мне нужно поговорить с вами наедине, милорд, если вы будете так добры и уделите мне время.

– Вы одна? – Взяв ее под руку, он огляделся.

Рядом с ней никого не было видно. Рукав ее плаща задрался, и он заметил красные пятна у нее на предплечье.

– Вас кто-то обидел? – Сердце у него забилось так же часто, как у нее. Он чувствовал, как скачет пульс на ее запястье.

– Что, простите?

– Ваша рука… Кто это сделал? – Он задрал рукав чуть выше и увидел другие пятна; на руке буквально не осталось живого места.

Едва он взглянул на нее, она разразилась рыданиями. По ее лицу текли крупные слезы.

– Это… крапивница… она выступает, к-когда… мне страшно.

С трудом подавив гнев, Фрэнсис повел ее в библиотеку и закрыл дверь. Сейчас его совершенно не заботили приличия или хорошие манеры. Ему хотелось одного: заключить Сефору в объятия и спасти, защитить. Он с трудом не поддался мощному порыву. Зачем она пришла к нему так рано, одна? И чего она боится?!