Унесенные ветрами надежд - Елена Сантьяго

– Ошибочно думать только в пределах одного поколения, – холодно произнес Гарольд. – Нам нужно планировать далеко на будущее. Уже сейчас нам принадлежит почти четверть обрабатываемой земли на Барбадосе. До того, как я когда-нибудь умру, это должна быть как минимум половина земли. А моему внуку когда-нибудь будет принадлежать вся земля. Не только поместье Rainbow Falls[6], а весь остров.

Роберт поперхнулся. Ему было понятно, что сказал отец: он определенно был совсем не тем человеком, который мог бы добавить к семейному состоянию недостающую половину. Да, он был даже не в состоянии просто выдержать пару дней на плантации, не говоря уже о том, чтобы основательно проверить записи в бухгалтерских книгах или проконтролировать поступление товаров, хотя это ни в коей мере не могло чрезмерно напрячь его способности.

Мальчик – и по этому поводу Гарольд Данмор не строил ни малейших иллюзий – просто оказался жалким неудачником. Однако он был его плотью и кровью, его единственным законным сыном – и, насколько Гарольд мог припомнить, единственным вообще. Сыну стоило только внести свой вклад в то, чтобы длившаяся долгие десятилетия мучительная работа была не напрасной. Пусть даже этот его вклад заключался в том, чтобы он размножался многообещающим образом. Гарольд не потерпит, если Роберт перечеркнет тщательно подготовленный план, особенно учитывая, чего это стоило ему. Отсутствие хозяина в Рейнбоу-Фоллз в течение нескольких месяцев, неприятное и тяжелое путешествие, тщательный подбор подходящей кандидатуры – все это потребовало немалых усилий. Будущая невестка должна была быть не просто какой-то там девушкой. Таких здесь, на Барбадосе, имелось великое множество – в основном это были ирландские девушки, попавшие на остров по долговому контракту, – и среди них даже встречались девственницы, что, впрочем, в большинстве случаев длилось недолго. У него самого было несколько таких служанок, однако ему никогда бы не пришло в голову сделать одну из них супругой Роберта. Нет, у него были совершенно четкие представления о том, какой должна быть мать будущего владельца плантации и поместья Рейнбоу-Фоллз, и посему его выбор весьма скоро пал на Элизабет Рейли. У нее было то, что у лошадей называют «породой». Он даже мысли не допускал, чтобы сравнивать ее с этими бескровными созданиями из хорошего дома, которые на лондонских балах встречались с джентльменами-дворянами.

Элизабет была не только леди с первоклассным генеалогическим древом, она прежде всего была сильной и необычайно смелой. К тому же эта девушка обладала незаурядным умом, ясным взглядом на вещи и железной волей. Она излучала неукротимую страсть не только в телесном смысле, но и как человек, который, не раздумывая, отдаст все силы на дело, которое для него является самым важным. Если его внуки унаследуют хотя бы половину ее способностей, то Гарольду больше не придется беспокоиться о продолжении того, что он успел создать и собирается создавать в дальнейшем. То, что она, кроме всего, принесла с собой огромное приданое, было как бы карамельной заливкой для торта. Гарольд, все это время постоянно наблюдавший за ней, пришел к выводу, что он выбрал бы ее даже без денег.

– Но, отец, если мы хотим наследника, я должен исполнять свой супружеский долг. – Роберт посмотрел на отца, словно ожидая аплодисментов. Очевидно, он сам считал этот аргумент очень хитрым.

Гарольд ответил на его взгляд сердитой репликой:

– От того, что ты пытался сделать с ней, наследники не родятся.

Роберт покраснел так, что румянец на щеках проступил даже сквозь загар.

– Это было… Собственно, я хотел…

– Ты оставишь ее в покое, – грубо перебил его Гарольд. – Если ты и дальше будешь навязывать ей свою волю без оглядки на обстоятельства и ее самочувствие, то она рано или поздно сбежит назад в Англию. А потом можешь считать, что это было самое длительное время, когда у тебя была супруга!

– Но в первую брачную ночь ей понравилось, – возразил Роберт. Он не хотел так быстро сдаваться. – Сначала она этого боялась, но затем ей самой стало нравиться!

В Гарольде снова пробудилось желание надавать сыну тумаков. Судя по всему, этот балбес ничего не хотел понимать.

– Сейчас, за все время этого плавания, ты к ней больше не подойдешь. Во всяком случае, не с теми намерениями, чтобы залезть к ней под юбку, как к какой-то ирландской сучке. Ты будешь обращаться с ней вежливо и внимательно, как с леди. Так, как заслуживает будущая мать твоего сына.

– Но как же у нее будет ребенок, если я не…

– По крайней мере будь любезен, потерпи, пока мы не прибудем домой, где вашим супружеским ложем будет настоящая кровать, а не грязный сундук или вонючий мешок с кормом.

И снова Роберт покраснел.

– А если тебе так уж невмоготу, то можешь воспользоваться одной из француженок. Но горе тебе, если ты сделаешь это посреди дня. Как только мы снова окажемся на Барбадосе, ты можешь поступать там так, как хочешь, самое главное – чтобы это происходило не у нее на глазах. Я был бы последним человеком, если бы запретил тебе это.

И Гарольд как бы между прочим добавил:

– Но если ты еще раз попробуешь ухлестывать за Фелисити, я буду пороть тебя плеткой до тех пор, пока у тебя на спине не останется ни кусочка кожи.

В этот раз кровь схлынула со щек Роберта. Лишь отпечаток руки от пощечины ярко горел на фоне внезапной бледности. Роберт хорошо знал, что его отец никогда не произносит пустых угроз. И все же он сделал попытку, пусть даже слабую, как-то возразить:

– Отец, я бы никогда… Я дорожу Фелисити как своей собственной кузиной…

Однако Гарольд уже повернулся, чтобы пойти в кают-компанию, где находились некоторые из пассажиров. Для него разговор был закончен. Своего сына он просто оставил стоять на месте.

Уильям Норингэм проклинал себя за то, что выбрал неподходящий момент, чтобы воспользоваться уборной. Ему пришлось терпеливо сидеть среди вонючих испарений, пока Гарольд Данмор закончит свою карающую проповедь, и это было жестоким испытанием. Но еще неприятнее было бы навлечь на себя гнев Данморов, неожиданно появившись перед ними и тем самым дав понять, что он слышал каждое их слово. Так что он предпочел пару лишних минут вдыхать вонь. А она действительно была ужасной! Половина пассажиров страдала от поноса, и никто из них даже не старался посмотреть на то, что он оставляет после себя, не говоря уже о том, чтобы, воспользовавшись ведром, опорожнить его. Там, откуда прибыли эти пассажиры, имелись слуги, которые заботились об уборке того, что оставляли после себя их господа. Здесь же, на борту, никто из них не чувствовал себя в ответе за это. Так что вонючая бочка наполнялась до тех пор, пока капитан или кто-то из офицеров не вызывал на бак матроса и давал ему приказ забрать полную емкость и принести пустую. Устанавливалось это ведро для фекалий в одной из сколоченных из грубых досок будок, которую плотники в начале плавания соорудили недалеко от кают-компании. Это пришлось сделать из уважения к чувству стыда пассажиров, в особенности дам. Размещавшиеся на корме моряки обычно в такой роскоши не нуждались – они обходились ведром, стоявшим в углу на открытой палубе, а простым матросам было еще лучше: они испражнялись прямо в гальюн или в трюмное пространство.