Истории торговца книгами - Мартин Лейтем

С расцветом книгопечатания и приблизительно до 1900-х годов такие лоточники, или книгоноши, странствовали без всякого разрешения на торговлю. В 1696 году, когда парламент издал соответствующий акт в надежде узаконить книготорговлю, немногие англичане удосужились заплатить 4 фунта за лицензию: 2500 торговцев, которые все же купили себе право продавать книги в течение первого года, – это лишь малая толика из общего числа. Многие не имели постоянного места жительства, а значит, и вовсе не могли претендовать на получение лицензии. Из 2500 человек более 500 указали в качестве города проживания Лондон.

Запоминающееся описание книгонош Викторианской эпохи оставил публицист Генри Мэйхью в своем сочинении «Рабочие и бедняки Лондона» (London Labour and the London Poor, 1851). Мэйхью, один из семнадцати детей, в юношестве был гардемарином на корабле Ост-Индской компании, а затем в течение нескольких разгульных лет скитался по Европе, скрываясь от кредиторов. По возвращении в Лондон он озолотился, став одним из основателей журнала Punch, в котором чествовались или сатирически высмеивались все слои общества. Эпохальный четырехтомный труд Мэйхью о лондонской жизни являет собой свидетельство его искренней любви к человечеству. В этой книге автор пересказывает множество бесценных диалогов, которые до сих пор остаются золотой жилой для историков.

Мэйхью подметил, что бродячие книготорговцы часто наведывались на главные и самые оживленные улицы столицы, такие как Олд-Кент-роуд[85], главную улицу квартала Сток-Ньюингтон, или Коммершиал-роуд. Тот факт, что издатели чапбуков теснились вдоль главной улицы Стрэнд[86] (она вела к юго-западному тракту) и в квартале Смитфилд (откуда удобно было отправляться в путь на север), наглядно показывает, какую роль Лондон играл в поставке книг деревенским скупщикам.

Коробейники и их поставщики веками старались держаться поближе к таким крупным городским артериям. Чосер какое-то время жил в помещении над городскими воротами Олдерсгейт. Как отмечает Питер Акройд, он наверняка обращал внимание на ежедневный поток самых разных людей, которые проходили под его окнами, а кроме того, вполне можно вообразить, что громкие возгласы зазывал, торгующих популярной в народе литературой, были неотъемлемой составляющей доносившегося с улицы шума. Известно по меньшей мере о четверых издателях и торговцах, промышлявших на старом Лондонском мосту, по которому в XVII веке пролегал путь в Дувр и который в то время представлял собой настоящую улицу с домами. Вот реклама одного из них – торговца Джосайи Блэра:

Кажется, будто помещения на мосту были не слишком просторными, однако у издателя чапбуков Джона Тайаса, торговавшего «под вывеской с тремя Библиями на Лондонском мосту», в наличии имелось 90 000 книг, которыми была завалена вся лестница до самого чердака. Среди них, к примеру, можно было отыскать 375 экземпляров «Истории о Гае из Уорика»[87] (The Tale of Guy of Warwick) – по два пенса каждый.

Один странствующий книготорговец однажды рассказал Мэйхью, что лоточников притягивали не только главные улицы города: «Найдись подходящая ниша, мы тут как тут – рядом с цветочными лотками и продавцами нот к балладам». Разнообразие товара было огромным: «Дон Кихот» на испанском, отдельные тома собраний сочинений, классические произведения и чапбуки.

Ниже приведены записанные Мэйхью выкрики одного торговца, который направо и налево расхваливал имеющиеся у него в продаже сборники поэзии. И если не полениться и прочитать их вслух, передавая манеру лоточника, «очень быстро, проглатывая слова», можно услышать голос диккенсовского Лондона:

Один коробейник вспоминал двух постоянных клиентов – эссеиста Чарлза Лэма, «тихого, заикающегося мужчину», и капеллана, служившего под началом адмирала Нельсона на корабле Королевского флота Великобритании «Победа» (Victory), «приятного пожилого господина с седыми волосами и румяным лицом, который любил между делом переброситься парой слов о книгах».

Наглядным подтверждением той роли, которую такие кочующие торговцы играли в истории, служит тот факт, что многие из них продавали радикалистскую литературу. Один ветеран вспоминал, как хорошо продавалось сочинение Томаса Пейна «Права человека» во времена Манчестерской бойни, – правда, продавал он его «из-под полы», прикрыв антиреволюционными трактатами. Есть несколько упоминаний о судебных делах, где говорится о передвижных книжных ларьках, появлявшихся вдоль стен Олд-Бейли в Лондоне во время проведения крупных слушаний и вокруг Вестминстер-холла во время заседаний парламента.

Высокие глухие стены прекрасно подходили для того, чтобы устанавливать под ними передвижные лотки с книгами, для этих целей служили и пустоши. К западу от ворот Бишопсгейт и немного к северу от Лондонской стены располагался так называемый Мурфилдс (что в переводе с английского означает «болотистые пустоши») – топкая, непригодная для проживания местность, справа от которой протекала река Уолбрук, позднее уведенная под землю. У этой земли был необычный административный статус: за нее отвечала не администрация города, а пребендарий[88] района Финсбери, что отражено в ее официальном названии – свободная земля Мурфилдс. Туда переселялись жители столицы, оказавшиеся без крыши над головой в результате Великого лондонского пожара 1666 года. Позднее болото осушили, но Мурфилдс так и остался одним из трущобных районов столицы, а подземные туннели, сооруженные для отвода излишков воды, превратились в убежище для подпольного криминального мира. С 1680-х годов здесь воцарилась еще более своеобразная атмосфера: на южной оконечности пустоши находился Бедлам – психиатрическая больница Святой Марии Вифлеемской. Над входом возвышались две статуи – Меланхолия и Мания (теперь они находятся в Музее Лондона). В район часто наведывались полицейские и разгоняли «незаконные сборища подмастерьев». Именно здесь во время бунта лорда Гордона[89] часто возникали вспышки насилия. Мурфилдс предпочитали остальным районам города скупщики краденого, уличные грабители, карманники и «содомиты» – это было нечто среднее между лесопарковой зоной Хампстед-Хит в центре Лондона и неблагополучным районом вроде Уайтчепела.