Искала я милого моего - Марта Кетро

взгляд. Но с тем же успехом это может быть посланием убийцы. Тебе. Так что, милая, я тебя короную, а ты осматривайся, должна быть зацепка.

И теперь Эмилия чувствовала, как тёплые тонкие лучики проникают в её голову и будто оглаживают мозг, согревая разные его участки, а потом сосредотачиваются в височных долях. Она представила улицу, золотистый свет фонарей, шум толпы, запах магнолий и лицо Надии, на котором вот-вот должен проступить страх. Когда картинка стала почти осязаемой, Эмилия позволила себе отвлечься от собеседницы и оглянуться. Это был самый рискованный момент, ведь в реальности она видела тот участок улицы мгновением раньше и мельком, и потому сейчас не столько вспоминала, сколько воссоздавала модель. Если что-то пойдёт не так, она в лучшем случае разрушит картинку, а в худшем… ну да, всегда был шанс, что кристаллы в попытке сфокусироваться пронзят её голову острым горячим лучом. Медики давно уже мечтают удалять опухоли мозга, не вскрывая черепа, действуя тонко направленной энергией, но пока не продвинулись дальше экспериментов над наименее ценными членами общества. К таким Эмилия точно не относилась, поэтому со всей возможной осторожностью постаралась отпустить воспоминание, а потом подняла руку, давая сигнал снять «корону». Кажется, всё обошлось, хотя самое последнее видение, проскользнувшее помимо воли, её несказанно удивило. Но к расследованию оно отношения не имело, так что Орену знать необязательно. И без того было что ему рассказать.

В поле зрения оказалось не так много народу. Парочка иностранцев, которые громко обсуждали идущую впереди женщину бедов, будучи в полной уверенности, что никто не поймёт их язык, – им понравилась её задница, хотя резкий запах духов оттолкнул. Масло дерева уд и правда было своеобразным, на вкус Эмилии оно отдавало гуашью, но прозвучало всё равно грубо, а женщина, похоже, понимала инглит, потому что оглянулась, сверкнув злым взглядом из-под серого шёлкового покрова. Процокали мимо две девчонки в лёгких платьях, покосились на мускулистого парня и захихикали, а он расправил и без того широкие плечи, обтянутые белой льняной рубашкой, и втянул живот. Эмилия ощутила его мимолётный аромат и привычно удивилась – как этим горячим мальчишкам удаётся в самые душные вечера благоухать только ромашковым мылом, без капли пота? И как так получается, что лет через пятнадцать они все пахнут усталым немолодым телом, едва выйдя из душа? Но мысль мелькнула и исчезла, потому что она рассмотрела человека в конце улицы, который на мгновение замер, устремив тяжёлый взгляд за спину Эмилии.

– Орен, когда похороны? – спросила она, потирая виски. Странное тепло медленно уходило, оставляя лёгкий зуд, так, что хотелось почесать под черепом.

– Завтра. – Он знал, что вытягивать информацию бесполезно, поделится сама, когда будет готова.

– И где же она упокоится, бедняжка?

– Ты не поверишь.

– У мученика Иммануила?

– Чёртова ведьма, как ты угадала? – Модный храм – не то место, где обычно хоронят нищих дурочек, и Орен уже успел отметить эту странность, получив утренний отчёт.

– Завтра и расскажу, дай мне время. Будь там, но не лезь на глаза, дружочек, потом выпьем кофе и поговорим.

Эмилия хотела обдумать всё, что увидела, озадачить парочку информаторов кое-какими вопросами, а заодно понять, почему последним в памяти всплыло лицо того мальчишки, Сирилла. Не человек из прошлого, а его зелёная копия откуда-то возникла перед ней и нагло прищурила белёсые глаза. На улице в тот вечер его не было, тогда что эта дрянь делала у неё в голове?

И снова она стояла под сводами маленького храма, слушала слова заупокойной молитвы из уст отца Свилана, но сегодня они звучали совсем иначе. Особенно про последний поцелуй. И толпа скорбящих была другой. К удивлению Эмилии, народу собралось ничуть не меньше, многие остались на улице, ожидая возможности войти и попрощаться с городской дурочкой. Кажется, у девушек Мелави возникла новая примета, теперь удачу должно принести прикосновение ко гробу Надии, раз уж волос больше нет. «Не удивлюсь, если её могила скоро станет местом паломничества», – подумала Эмилия, и точно: отец Силан заговорил о прощении для души, перенесшей многие страдания. «И пребудет она рядом с Господом в безмятежности и попросит за нас о милости».

Гроб завалили белыми цветами, Эмилия тоже пришла с ворохом лилий и пристроила их у ног покойной, задержавшись возле тела всего на несколько мгновений. Надию одели в светлое платье, а голову повязали платком. С лица исчезло выражение смертной муки, и сияния покоя на нём тоже не было, лишь равнодушная маска, которая возникает в отсутствие души – некоторые носят такую при жизни. Жаль. Эмилии всегда было жаль бедную дурочку, а в последние дни это чувство стало нестерпимым. Оставалось надеяться, что старая добрая месть сможет унять его хотя бы отчасти.

Эмилия вышла из храма и свернула к боковой пристройке. Хорошенькому юному служке, вышедшему навстречу, хватило фразы «насчёт пожертвования» – он потупил лукавый лисий взор и без слов проводил её в кабинет отца Свилана.

Она вошла, не постучавшись, и сразу увидела человека за столом. Он сидел, закрыв лицо руками, и так сильно прижимал пальцы к глазам, будто хотел их выдавить. Эмилия рассматривала широкие кисти, покрытые тёмной короткой шерстью – легко представить и как они разбирают завалы, вытаскивая погибших, и как сжимают чьё-то горло. Ему сейчас, должно быть, хорошо за шестьдесят, но крепок и бодр не по годам.

– О чём вы хотели говорить? – глухо спросил он.

Хитрить не имело смысла.

– О Надие, – пожала плечами Эмилия и уселась в кресло, не дожидаясь приглашения.

– Несчастная душа, да пребудет она на небесах. Зачем её тревожить?

– Действительно, умерла, так пускай лежит, – ехидно заметила Эмилия. – Но хотя бы для того, чтобы наказать убийцу.

– Не верите в Божий суд? Что ж, был бы рад помочь, но ничего не знаю. – Отец Свилан уже отнял руки от лица и выглядел совершенно спокойным.

Эмилия оглядела просторный кабинет с дорогой тёмной мебелью, полки с книгами в кожаных переплётах, стол со стопкой бумаги и письменным прибором из нефрита – здесь с равным успехом мог работать и адвокат, и чиновник, и писатель, но для скромного монаха это место было чересчур комфортным. В воздухе пахло книжной пылью и, самую малость, выдержанным ромом.

Эмилия рассеянно достала носовой платок, сделав вид, что стирает с виска несуществующие капельки пота, и в воздухе разлился едва уловимый цветочный аромат. Она задержала дыхание и чуть отвернула лицо. Должно хватить минуты, чтобы клиент нанюхался «элексира правды» и стал сговорчивей. Способ ненадёжный, не слишком действенный и опасный для неё самой, но