Батальон "Вотан" - Лео Кесслер

* * *

Постепенно интенсивность автоматных очередей начала спадать, а потом они и вовсе прекратились. Измотанные и обессиленные, люди привалились к рябым от выбоин, оставленных пулями, стенам, задыхаясь, как после долгого бега. Их глаза дико сверкали, они не могли унять дрожь в трясущихся ногах. Куно фон Доденбург автоматическим движением сменил магазин своего «шмайссера» и понял, что жестоко искусал губы. Ему пришлось собрать в комок всю свою волю, чтобы остановить дрожь в руках. Он знал, что это была типичная реакция после тяжелого боя. Скоро некоторые из его людей начнут беспричинно кричать, а другие будут трястись всем телом, как при сильнейшей лихорадке. Только Гейер, внезапно появившийся, словно из ниоткуда, и подталкивавший хлыстом перед собой жирного и предельно испуганного сержанта голландской таможенной службы, был спокоен, как всегда.

— Я нашел этот превосходный экземпляр в сарае, — объяснил он. — Его жирная голландская задница выпирала из сена так, что ее было видно за километр.

Голландец был огромным мужчиной с толстым, розовым, откормленным лицом и жесткими навощеными белокурыми усами, наподобие тех, что обычно носили унтер-офицеры в Первую мировую войну. Но это была единственная воинственная деталь во внешности таможенника; красноречивая окраска его серо-зеленых брюк показывала, что он был невероятным трусом.

— Да он просто обоссался! — высокомерно произнес Шульце. — Еще один герой в военной форме.

— Заткнись! — зарычал Стервятник. — Наш друг имеет немного полезной информации для нас. Верно ведь, минхеер[33]? — И он пихнул жирного чиновника в спину, чтобы усилить впечатление от своих слов.

— Йа, йа, минхеер, — задыхаясь, быстро ответил тот. — Колокольня… церковная колокольня, — гортанно добавил он на немецком языке. — Вы будете видеть.

— Пошли, фон Доденбург… и вы тоже, Шварц, — Стервятник обернулся к мрачному унтерштурмфюреру Шварцу, который только что подошел. Его лицо было черно от грязи и пороховых ожогов, левая штанина разорвана. Все вместе они быстро зашагали к церкви; Гейер толкал перед собой жирного голландца, как будто был пастухом, который вел свинью. Повсюду парни из штурмового батальона, начавшие уже отходить от боевого шока, окружали оставшихся в живых солдат противника, а также испуганных местных жителей.

Появился обершарфюрер Метцгер в своей безупречной форме. Единственным признаком того, что он все-таки принимал участие в боевых действиях, был автомат, зажатый в огромном кулачище. Он щелкнул каблуками сапог и сообщил, как будто они вернулись в казармы дивизии «Адольф Гитлер»:

— Потери составили двадцать человек, господин гауптштурмфюрер. Восемь погибших и двенадцать раненых, семеро — серьезно.

Гейер махнул на него рукой, чтобы тот говорил потише.

— Вот что, Метцгер… Займитесь ранеными, но только не привлекая к этому делу ни одного лишнего человека. Все здоровые бойцы нужны мне сейчас до единого — нам предстоит переправляться через реку.

— Слушаюсь, господин офицер, — и Мясник бегом бросился выполнять приказ. Он бежал с развернутыми плечами, неся оружие точно под предписанным углом, так, как показывают солдат в учебных фильмах.

Гейер покачал головой:

— Теперь понятно, откуда берутся рассказы о дубоголовых солдафонах. — Он толкнул в бок жирного голландца: — Давай вперед, мы не можем тратить время впустую. Каждая минута на счету.

Шварц пинком ноги распахнул дверь в церковь. Навстречу им хлынула волна холодного воздуха, принеся с собой тяжелый запах ладана и немытых крестьянских тел. На полу валялся труп солдата, все еще сжимающего винтовку. Его широко открытые глаза смотрели в никуда. Голландец аккуратно переступил через него, однако унтерштурмфюрер Шварц сильно ударил мертвеца по ребрам.

— Этот ублюдок прикончил одного из моих людей, — зарычал он, — прежде чем мы скинули его с хоров.

— Поберегите свои силы, мой дорогой Шварц, — сказал Гейер со своим прежним застарелым цинизмом. — Для живых. Не стоит тратить их на мертвых, поверьте мне! — Он снова повернулся к испуганному голландцу, который потрясенно смотрел на мертвого солдата. — Ну ладно, дружок, где тут лучшая точка обзора?

Голландец ткнул вверх толстым указательным пальцем.

— На колокольне, господин офицер, — пробормотал он дрожащим голосом, — оттуда вы сможете видеть лучше всего.

Фон Доденбург шагнул было вперед, однако Стервятник тут же взмахнул своим хлыстом, преграждая ему путь.

— Нет, мой дорогой фон Доденбург, вы слишком хороший офицер, и я не хочу вас терять. На случай, если там, наверху, остался кто-то из наших друзей, пусть уж лучше они используют как мишень нашего замечательного голландского господина. Он достаточно толстый, чтобы надежно прикрыть нас от пули.

Но когда они добрались до вершины колокольни, то увидели, что она совершенно пуста. Лишь стайка белых голубей взлетела в небо, когда они открыли люк и выбрались наверх.

Один за другим они осторожно поднялись на вершину колокольни. Командир роты оглядел линию горизонта. Рассветное утреннее солнце вставало у них за спиной, поэтому он мог использовать бинокль, не опасаясь бликов на стеклах, выдающих их местоположение. Приказав Шварцу и фон Доденбургу прикрывать его с краев, он подполз к краю платформы и осмотрелся. Приблизительно на расстоянии в пятьсот метров серебряной змеей тихо извивалась речная гладь, вытянувшаяся на фоне темно-зеленых полей. Гейер торжествующе посмотрел на них.

— Господа, это река Мёз. Мы достигли цели номер один.

Голландец сжался в углу, они же аккуратно настроили бинокли и внимательно осмотрели береговую линию.

Именно Шварц углядел несколько суденышек, привязанных к ближайшему берегу реки, вниз по течению от деревни.

— Посмотрите, господин офицер, — сказал он, — лодки… шесть лодок. Достаточно, чтобы посадить на них половину роты.

Но прежде чем Гейер успел выразить ему свое одобрение, фон Доденбург резко бросил:

— Да, но они прикрыты вражеской пехотой. Видите? Направление на десять часов — две группы, в тех кустах. Похоже, что у них есть пулеметы. Они явно пристреляли это место и готовы смести любого, кто решит туда сунуться.

Снизу донесся голос обершарфюрера Метцгера, строившего согнанных на площадь жителей деревни и захваченных вражеских пленных. Он отдавал им приказы на ломаном немецком, полагая, по-видимому, что так они лучше поймут его — особенно если он будет дополнять свои приказы громким криком и несколькими мощными тумаками.

— Идиот! — проворчал Стервятник. — Ну и зачем это ему надо? Я не могу думать, пока там, внизу, продолжается этот идиотский гвалт.

Шварц склонился через парапет, собираясь передать слова ротного обершарфюреру, но вдруг остановился и обернулся.

— У меня есть идея, господин Гейер. Те, кто окопался на противоположном берегу реки — это же бельгийцы. Они говорят в принципе на том же языке, что и крестьяне из этой деревни. Возможно, у тех бельгийских солдат здесь даже есть подружки. Вы же знаете, как ведут себя солдаты. Особенно если границей служит всего лишь вода…