Батальон "Вотан" - Лео Кесслер

ЗДЕСЬ ОДИННАДЦАТОГО НОЯБРЯ 1918 ГОДА БЫЛА ПОВЕРГНУТА В ПРАХ ПРЕСТУПНАЯ ГОРДЫНЯ НЕМЕЦКОЙ ИМПЕРИИ, ПОБЕЖДЕННОЙ СВОБОДНЫМИ НАРОДАМИ, КОТОРЫХ ТА ПЫТАЛАСЬ ПОРАБОТИТЬ.

Молодой офицер увидел своего фюрера вблизи. Гитлер медленно отступил. Поставив руки на бедра, расправив плечи и расставив ноги в сапогах на ширину плеч, он смерил гранитный блок взглядом, полным величественного презрения.

В тот момент фон Доденбург почувствовал, что он никогда не сможет предать этого человека, предназначенного для Германии самой судьбой. Он понял, что последует за ним до самого конца.

Пухлый человек с редеющими волосами, похожий на бывшего боксера-средневеса, подошел вплотную к фюреру и что-то прошептал ему на ухо. Это был Борман, секретарь Гесса, который занимался протокольными вопросами. Гитлер выслушал его, затем кивнул и, повернувшись, подошел к небольшой группе мужчин в форме СС, выстроенных на краю поляны.

Штурмбаннфюрер Гейер представил свою роту.

Гитлер поблагодарил его хриплым голосом. Затем он устремил долгий взгляд на их молодые лица. Фон Доденбургу показалось, что прошла целая вечность. Затем темные глаза фюрера смягчились. В них заблестела, рождаясь, слеза, которая затем покатилась по щеке.

— Осталось всего двадцать человек, штурмбаннфюрер Гейер? — спросил он ломающимся голосом.

— Да, мой фюрер, — рявкнул Гейер.

Фюрер тряхнул головой, чтобы избавиться от слез.

— Мои бедные храбрые солдаты, — прошептал он почти что про себя. — Бедные, храбрые солдаты!

Он взял себя в руки и, хотя время поджимало, настоял на том, чтобы пожать каждую руку, внимательно глядя каждому в глаза своим особенным, пристальным, проникающим в душу взглядом. Фон Доденбург едва смог подавить дрожь восхищения, гордости, страха — целый диапазон эмоций, которые невозможно выразить. Единственное, что он знал точно — то мгновение, когда Адольф Гитлер взял его за руку и посмотрел ему в лицо, стоило всех понесенных потерь.

Остальная часть краткой церемонии прошла как в тумане — награждение, слова похвалы, лестные слова фюрера «мои СС, элита нации», его обещание дальнейших великих свершений. А затем этот великий человек ушел.

Они мельком увидели его, когда он гордо сидел на стуле, который занимал сам Фош в спальном вагоне в 1918 году, ожидая прибытия остальной французской делегации.

Когда они начали усаживаться в автомобили, которые должны были отвезти их на летное поле в Орли для полета обратно в Гейдельберг, в Компьенский лес прибыли французы. Они выглядели побитыми, униженными и жалкими, несмотря на то, что на всех них была одета прекрасно сшитая зеленовато-голубая форма. Они выглядели, как представители отмирающей упаднической цивилизации, которая должна была погибнуть, и словно понимали это. Фон Доденбург бросил на них один быстрый взгляд, а затем торопливо отвел глаза. Смотреть на французов было неприятно.

* * *

— Здравствуйте, солдаты! — проорал штурмбаннфюрер Гейер.

— Здравствуйте, штурмбаннфюрер! — прокричали новобранцы традиционный ответ.

Стервятник, стоящий на трибуне, хлопнул хлыстом по голенищу своих безупречно начищенных сапог и сказал:

— Солдаты, моя фамилия — Гейер. Говорят, что она в точности соответствует моей внешности. — Он погладил свой чудовищный нос, как будто желая выделить его кончик, — так же, как он сделал это тем холодным зимним утром, когда приветствовал январское пополнение.

Но если ветераны второй роты и помнили то утро, на них это никак не отразилось. Их лица остались совершенно неподвижными. Неподвижным осталось лицо и унтерштурмфюрера Шварца, тощую грудь которого украшали серебряная медаль и Железный крест первого класса. Его темные глаза смотрели тяжело, с неизлечимым безумием. Рядом с ним стоял обершарфюрер Метцгер, вернувший себе прежнее звание и должность, к огромному удивлению оставшихся в живых. Его маленькие красные глазки хитро смотрели на мир — еще хитрее, чем прежде. Далее высился Шульце, теперь ставший унтершарфюрером — единственный не-офицер во всем батальоне, награжденный Железным крестом первого класса за храбрость, проявленную на минном поле. Дальше выстроилась небольшая горстка оставшихся в живых бойцов второй роты, которые были признаны годными для того, чтобы вернуться в строй.

— В настоящее время, как вы можете видеть, — говорил Стервятник внимательно слушавшему его новому пополнению, — я имею скромное звание штурмбаннфюрера. Но мой отец был генералом, и обещаю вам, что прежде чем эта война закончится, я тоже стану генералом Гейером. — Он ткнул своим хлыстом в их сторону. — И знаете, как я это сделаю?

Фон Доденбург внимательно посмотрел на новое пополнение. На их полных энтузиазма молодых лицах война еще не оставила своих отметин. Они были зеленые — совсем зеленые. Но они были лучшими представителями Германии, которых та могла предложить этой осенью великого победного 1940 года, и все они были добровольцами, сознательно выбравшими службу в войсках СС.

Сейчас не все они были исключительно представителями германского рейха. Среди них присутствовала молодежь из нейтральных Швеции и Швейцарии, а также из тех стран, которые до недавнего времени ненавидели Германию, — фламандцы из сельских районов Бельгии, худощавые блондины из Норвегии и Дании, крепкие сыновья голландских фермеров. Для фон Доденбурга они были материальными символами Новой Европы, юными знаменосцами новой эры, увенчавшей долгую историю этого континента. Когда его глаза пробегали по рядам бойцов, он представлял их новым видом Императорской Гвардии, посвятившей себя не службе одной стране, как это было у Наполеона, но службе германскому Новому Порядку, который омолодит утомленный, декадентский старый континент, придаст ему новую энергию, свежие силы, новую цель — так, чтобы Европа снова могла занять свое законное место в качестве распорядителя судеб всего мира. Это было утром новой эпохи. Молодая Европа была на марше, и ничто не могло остановить ее!

* * *

Стоя на трибуне, Стервятник поигрывал своим новым Рыцарским крестом, который он получил первым во всей дивизии «Адольф Гитлер».

— Солдаты! Я не хочу, чтобы вы любили меня. Я не хочу, чтобы вы уважали меня. Все, что я требую от вас — это чтобы вы безоговорочно повиновались моим приказам. — Его глаза пробежались по рядам. — И любому из вас — солдату, унтер-фюреру или офицеру, который окажется не в состоянии сделать это, — останется уповать лишь на помощь Божью. — Его голос сорвался на фальцет. — Солдаты! Добро пожаловать в штурмовой батальон СС «Вотан»!