Художник войны - Максим Бутченко

Поход на Донецк казался Художнику легкой прогулкой. В местных окрестностях давно не было крупномасштабного столкновения, противоборствующие стороны укрепляли позиции и перегруппировывали войска. А почему бы не поехать и не пострелять «укров»?

Так он думал, проходя по полупустому лагерю, вглядываясь в утреннюю неразбериху, видимое спокойствие солдат, чувствовавших усталость от лета с его вечной жарой, мошками и комарами. Теперь же каждый предмет, палатку и человека окружала долгожданная сентябрьская прохлада. Художник поежился: пора идти собирать вещи – и в поездку.

Три дня спустя он был уже в районе Донецка. На подходах к старому терминалу аэропорта – громыхает. Через каждую минуту раздаются выстрелы. Вот одноэтажное здание с выбитыми окнами, слева поваленное дерево, перед ступеньками входа лежит мужчина в камуфляжной одежде. Казалось, он прилег погреться на последнем теплом солнце, почувствовать веяние жизни. Левая рука тянулась вверх, словно он хотел подложить ее под голову, чтобы мягче было лежать. Правая лежит на животе. И только одна деталь перечеркивает всю идеалистическую картину – ровно посередине лба четкое, окровавленное углубление от пули. Скорее всего, пули снайпера. Теперь на асфальте перед зданием лежит однодневный труп, а в губах у него торчит огрызок недокуренной сигареты.

Художник смотрел на застывшую маску мертвого лица и думал, что еще неделю назад этот человек строил планы на жизнь. Наверное, он хотел жениться или, наоборот, развестись. И в его голове мысли летали мухами, кружили вокруг своей оси желания. К чему он стремился?

– Художник, пригнись, пригнись, мать твою, – закричал молодой «ополченец» с перепуганными глазами.

Вдалеке раздалась пара выстрелов. Художник тряхнул головой, словно сбрасывал навязчивые рассуждения. «Ополченцы» бежали между зданиями, машинами, обслуживающими взлетную полосу, какими-то емкостями, баками, стоящими на стоянке, и труп заставил их приостановиться. Впрочем, замедлились только на минуту – нужно спешить, пока обстрел не усилился. Поэтому двое бойцов, пригибаясь, побежали дальше – к большому ангару, где находились «ополченцы».

Художник попал в подчинение к знаменитому Мотороле, командиру противотанкового спецподразделения «Спарта», известного своими видеороликами о сражениях в Славянске. В мирной жизни Моторолу, мойщика машин в Ростове-на-Дону, звали Арсений Павлов. До этого служил в морской пехоте, дважды воевал в Чечне. Свой приезд в Украину объясняет просто:

– Сел на поезд и приехал. Не вникал. Русские здесь, вот и приехал. Как только полетели коктейли Молотова на Майдане в милиционеров, мне стало ясно – все, это война. После того как нацики заявили, что за каждого своего будут убивать десять русских, – ждать, когда угроза станет реальностью, смысла я не видел, – часто повторял он.

Для многих «ополченцев» Моторола – герой. Он получил орден «За воинскую доблесть. Новороссия». В интернете разлетелось фото его свадьбы с длинноногой девицей, выше его ростом. Хотя в России осталось жена, с которой он не развелся.

Вокруг него кружились слухи и мифы. Говорят, он однажды сам взорвал два украинских танка. Это причина популярности Моторолы, его лицо неизменно красуется во всех социальных группах «новороссов» – он стал легендой этой войны.

Когда Художник с ним познакомился, то легендарный командир впечатлил его – то тут то там раздавал приказы, координировал разведку, настраивал бойцов на бой. Глядя, как его слушают «ополченцы», казалось, что ради Моторолы они готовы умереть.

– Завтра мы это укропскую мразь выбьем, а их тела разбросаем по взлетной полосе, как они это делали с нашими солдатами. Не забудем, не простим, – кричал он в видеокамеру перед боем.

Украинские войска закрепились в старом и новом терминалах. Так как стены в старом терминале крепкие, а перекрытия рассчитаны на большие нагрузки, то даже минометные мины не могли их пробить. Но на завтрашний день запланирован очередной штурм, и все может измениться.

Художник прибыл под вечер. «Ополченцы» развели костер внутри ангара для самолетов. Несколько бойцов сидели возле костра, трое ушло на разведку, пятеро расставлены по периметру. Чуть поодаль от костра Моторола совещался с другим командиром – грузином Гиви.

Прохлада вползала в здание сквозь раскуроченные ворота, мягко, как дикий зверь, обходила каждого солдата, прикасаясь холодной лапой то к спине, то к ногам. Неделков придвинулся к пламени. Вокруг незнакомые люди, судя по акценту – много россиян, есть абхазцы, пара чеченцев. Но большая часть местные. Война помогла им найти свое, более высокое место, чем было ранее. Молодой боец, лет семнадцати, сидит, чистит АК – лицо взрослое и одновременно детское. В подразделении его называют Малышом. Что он видел, какое яркое и запоминающееся событие в жизни, кроме последних месяцев боевых действий? Наверняка не отучился в вузе, маловероятно, что есть постоянная девушка. Какой будет его жизнь после войны?

Рядом суровый мужик, лет 40 на вид, позывной Червонец. Смотрит на костер, как пламя выбрасывает язычки, словно дразнит, издевается над людьми. Несет тепло, но не дает познать себя, приблизиться к себе. Может быть, Червонец сейчас перебирает четками прошедшую жизнь – день за днем. Вот свадьба, он молодой, кудри развеваются над головой, как паруса. Или в армии – рядом солдаты, стоят у БМП на фоне барханов и сухого скрученного деревца. Идет на завод, возле проходной остановился и смотрит назад – хмурый, ждет кого-то. Как часто люди отмеряют прошлое, как в кино – кадрами, отрывками, эпизодами, словно собираются найти смысл в картинках, покрытых пылью, трещинками, изъеденных молью времени.

– Че такой хмурый, Художник? – внезапно стукнул его по плечу Моторола.

– Да вот, немного задумался о жизни, – ответил тот.

– А что жизнь? Она, как девка, напирай на нее – и даст тебе, – хехекнул в рыжую бороду командир.

– Ну, как вроде так, а вроде нет. Если предположим жизнь – пустота. И тогда нам только кажется, что она может нам что-то дать, – продолжал беседу Художник.

– Эко ты загнул, – заулыбался Моторола.

Несколько секунд выдержал паузу, а потом заговорил опять:

– Скажу тебе одно – каждый раз, когда мочу этих гадов, понимаю, что живу не зря. Если бы не было войны, то я опять – мыть машины? Ну, нет уж. Я столько вскрыл черепушек «укропов», даже не считал. И что? Там больше мозгов? Хрена лысого. Все одинаковы – они и мы. Но разница в том, что я их мочу, а не они меня. Я управляю жизнью человека. Понимаешь, тупо решаю, жить ему или нет. Вот где настоящий кайф, – вдруг разошелся собеседник.

Парни у костра сидели тихо. Видно, уже привыкли к речам командира.

– А как же идея? Как Новороссия? – спросил Художник.

– Чем тебе мешает идея? Она мне не мешает, пусть будет, – усмехнулся Моторола и кинул в огонь кусок дерева. Костер ответил волной сверкающих брызг.

– Разве мы не хотим построить другую страну, более чистую и справедливую? – не унимался Неделков.