Зло не дремлет - Антон Вильгоцкий

Эльнадорская же осень была особенно приятна Заффе благодаря его личным воспоминаниям. Девять лет назад точно такой же красно-зелено-золотой шелестящий рай возвышался вокруг него, когда он впервые прошел сквозь ворота Королевского квартала, будучи студентом первого курса Академии магии.

Осень в Эльнадоре… Время сладкой эйфории, головокружения от успехов, юношеских грез и далеко не юношеских амбиций… Да, и первых ошибок тоже – они в итоге и привели его к изгнанию. Но ведь в конечном счете все вернулось на круги своя!

И это также случилось осенью.

Сейчас, двигаясь в направлении Королевского квартала по знакомой дороге, Заффа не мог отказать себе в удовольствии поностальгировать, припомнив былые денечки.

«Да, тролль побери, это ж тот самый проспект Тюльпанов, по которому мы с однокашниками частенько прогуливались, щеголяя новенькими студенческими мантиями! – думал Заффа, глядя на проплывающие мимо аккуратные здания. – Первые гулянки, первые свидания с девицами, первые драки с городской босотой и пьяными солдатами – все происходило на этой улице. В первые месяцы, живя на одну стипендию, мы ходили в “Кабанье логово” в самом начале проспекта. Потом многие из нас устроились на работу – кто при Академии, кто где-нибудь в Королевском квартале, но большинство, конечно, в других районах города. Чем больше денег зарабатывали друзья, тем дороже становились посещаемые заведения. И тем ближе подбиралась наша компания к воротам квартала во время вечерних пирушек. Но до того, чтобы предаваться чревоугодию и возлияниям в тамошних роскошных залах, на моей памяти не дошло. Эх, надо было и мне сразу работенку подыскать – тогда не пришлось бы…» – Заффа поежился, въехав на центральную площадь Эльнадора, носившую имя Ингардуса. Здесь, помимо статуй, аллей, стайки увеселительных домов и почтенного семейства фонтанов, располагался эшафот с массивной колодой плахи и рядом виселиц. И он, Заффа, толстый розовощекий лавочник из Биланы, не столь уж давно был в этом театре смерти ведущим актером.

А в Академии, куда ехал бывший биланский лавочник, продолжалась лекция по книгопечатанию. Шла она уже добрых сорок минут, но до появления станка Гуттенберга дело еще не дошло…

– Местом возникновения книгопечатания является область среднего течения реки Рейн – земля, что с незапамятных времен служила ареной военных столкновений, – вещал Андрей. – А основными местами деятельности Иоганна Гуттенберга были города Страсбург и Майнц.

Данная информация, разумеется, не несла в себе никакой практической пользы ни для Дорнблатта, ни для готовящегося к книжной революции мира Схарны. Но Королев решил, что называется, оторваться по полной и «загрузить» ректора Академии по самое «не могу».

– В культурном отношении существенным различием между двумя городами было то, – продолжал землянин, – что Майнц являлся центром одного из важнейших архиепископств, тогда как в Страсбурге церковное влияние чувствовалось слабее. Зато в нем успешно развивалось гуманистическое движение.

Дорнблатт старательно делал вид, что понимает каждое слово. Но было совершенно ясно, что немалая часть сказанного Андреем остается для него пустым сотрясением воздуха.

– Родители изобретателя книгопечатания принадлежали к майнцским патрицианским родам…

Андрей, к видимому облегчению слушателя, перешел наконец к биографическим данным. На самом деле архимаг рановато обрадовался: до основной части все равно было еще далеко.

– Отца Иоганна звали Фриле Генсфлейш, а мать – Эльза Вирих цум Гуттенберг. Последнее наименование принадлежало ее родовому дому в Майнце. У Фриле и Эльзы были два сына и дочь. Младший сын получил имя Иоганн Генсфлейш Гуттенберг. Семья Генсфлейш имела наследственную привилегию чеканки фамильной монеты – отсюда нам становится понятным знакомство младшего сына с ювелирным делом… Во время восстания цехов некоторые члены клана Генсфлейш и родственных им семейств были вынуждены покинуть Майнц. Постигла эта судьба и семью Иоганна.

– Простите, Андрей, – вставил Дорнблатт. – Это, конечно, очень интересно, но когда же мы перейдем к самому печатному станку?

– Обязательно перейдем, мессир, – закивал Королев. – Поверьте, сведения, которые я излагаю сейчас, невероятно важны для понимания сути типографического ремесла. Вы ведь хотите стать Иоганном Гуттенбергом этого мира.

– Хорошо, хорошо, продолжайте, – согласился архимаг. Но руки его уже не лежали спокойно на коленях, а изображали яростные фортепианные пассажи на полированной столешнице рядом с чертежами русского мага.

– Итак. О детских и юношеских годах Иоганна достоверно ничего не известно. Даже год его рождения точно не установлен. – После предыдущей фразы Андрея это заявление выглядело форменным издевательством, но Дорнблатт, кажется, вовсе пропустил его мимо ушей. – Что касается образования, то Гуттенберг владел знанием латыни, а стало быть, он учился в приходской, городской или монастырской школе. Точные биографические данные о жизни Гуттенберга появляются лишь в 1434 году. Достоверный документ свидетельствует, что в это время Гуттенберг проживал в Страсбурге и был золотых дел мастером.

– Как гном? – полюбопытствовал архимаг.

– Не совсем, – покачал головой Андрей. – Во времена Гуттенберга такие мастера занимались преимущественно чеканкой монет, а в наши дни основная работа ювелиров – изготовление украшений и часов. Отделывать золотом стены храма или театра на Земле бессмысленно: металл растащат еще до открытия.

– Кстати, а гномы-то есть у вас? – спросил Дорнблатт. Видимо, просто для того, чтобы сменить тему разговора и слегка передохнуть.

– Не знаю, – пожал плечами Андрей. – Я их, во всяком случае, не встречал. – Но, возможно, с ними общался Иоганн Гуттенберг! – Королев с удовольствием заметил, что при звуке этого имени Дорнблатт уже едва зубами не скрипит. – Да-да, скорее всего, так и было. Именно гномы Земли, о которых с тех пор, к сожалению, не было ни слуху ни духу, обучили Иоганна немалой части того, что он знал и умел. А уж в том, что этот достойный муж был настоящим профессионалом своего дела, сомнений нет никаких! Ведь сразу два страсбургских гражданина – Дритцен и Хейльман – пожелали поступить к нему в обучение, а также, вложив собственные средства, образовать вместе с ним товарищество.

Одновременно с ювелирными работами Гуттенберг производил еще какие-то опыты, о сути которых ничего не сообщал своим компаньонам. Для этих опытов потребовалось изготовление деревянного пресса, в больших количествах закупались свинец и многие другие материалы.

– Гуттенберг занимался магией? – оживился Дорнблатт.

– Говоря иносказательно, это можно назвать и так, – кивнул Андрей. – Но то была особая магия. Волшебство науки. Заготовки для опытов Гуттенберга хранились в доме его компаньона Дритцена. Незадолго до смерти последнего Гуттенберг послал в его дом своего слугу, дав ему поручение уничтожить некие «формы». Иоганн опасался, что в его тайны могут проникнуть посторонние люди. Когда Дритцен умер, Гуттенберг отправил в его дом еще одного человека – чтобы разобрать на составные части пресс. Но инструмент, как оказалось, пропал.