Наживка для резидента - Сергей Зверев

Ду-дух — это застучал вражий «АКМ». Пули прошли там, где я должен был находиться, и, не найдя с кем поздороваться, ушли искать приключений куда-то вдаль.

Граната взорвалась от соприкосновения с поверхностью. И двоим моджахедам сильно поплохело от солидной порции осколков и ласкового напора взрывной волны.

Перекатываясь по пыльной земле, я уже вскидывал свой автомат.

Сопровождавший нас Фарханг, тоже не мальчик в военном деле, упав на землю, отползал за песчаную насыпь. Ему не хватало скорости, чтобы успевать раньше противника.

Еще один боевик появился из кустарника слева и изготовился угостить нас гранатой. Утес, следовавший в охранении на некоторой дистанции, ссадил его выстрелом из «винтореза».

У последнего нападавшего не выдержали нервы — оглашая окрестности нечленораздельными криками, он выскочил из-за глиняного укрытия, паля куда ни попадя, и бросился бежать, пропав за кустами. Ну и Аллах с ним. Догонять мы его не стали.

Осмотревшись, я понял, что бой закончен, пора подводить итоги. Три ноль в нашу пользу. Мы все целы. Бандиты потеряли двоих убитыми. Еще один лежал на земле, легко контуженный — это был совсем молодой «зверек» с цыплячьей шеей, выглядывавшей из грубого зеленого камуфляжа.

Я присел на колено рядом с ним и спросил:

— Зачем напали? Кто велел?

— Уйди, шайтан. — Глаза басмача разъезжались, он никак не мог сфокусировать взор.

Я горестно вздохнул от такого фатального недопонимания договаривающихся сторон и сломал ему два пальца. Басмач завыл, как пожарная сирена у горящего нефтепровода.

— Кто приказал? — снова спросил я.

— Султанбек сказал, что чужие люди идут в развалины. Можно забрать у них все.

— Что-то вы переоценили себя. Вчетвером на такое дело идти… Ты сам чей будешь?

— Мы свои. Вы на нашей земле.

Ясно — местная организация самообороны и грабежа. В крупных заварушках не участвуют, но не прочь под шумок пограбить и списать все на войну. Мерзкие падальщики.

— Зря ты автомат купил, — сказал я, поднимаясь.

Князь всадил в басмача пулю. Такая вот у нас негуманная привычка — не оставлять за спиной врагов.

Потом были развалины. Осколки бетонных плит не давали прохода. Остовы трехэтажных домов готовы были рухнуть. А еще в изобилии имелись развороченный асфальт, скелеты машин. Трупов только не было — их растаскивали по обоюдной договоренности и предавали земле. В общем, нормальный такой, стандартный город, где идут затяжные городские бои. Я такие населенные пункты уже видел.

В развалинах каждый шаг таит опасность. Можно наступить на противопехотную мину. Может сработать пробившая крышу соседнего дома неразорвавшаяся бомба. Не исключено, что снайпер сейчас держит тебя в прицеле или где-то рядом ждет в засаде отряд противника. Все может быть. И надо быть начеку. Надо ощущать дыхание этого страшного места.

Мы жались к стенке и резко преодолевали открытые пространства, прикрывая друг друга. А мое воображение невольно пыталось нарисовать картинки, как здесь все было до взрывов фугасов и артиллерийских налетов, и буксовало. Казалось, эта реальность была здесь всегда, она зримое отражение человеческой ненависти и непримиримости друг к другу. Самое жуткое в раненых городах — видеть, как в один миг обесценивается труд тысяч и тысяч людей, веками упорядочивавших здесь жизнь. Как приходит хаос и запустение.

На подходе к расположению нас встретили курды. Но по-настоящему я перевел дух, когда оказался в штабной комнате, и Фарханг приказал бойцу нести нам чай, да покрепче. А я мог подбить итоги нашего похода.

Итак, очередной этап операции пройден. Все, что нам надо было, мы узнали, о чем незамедлительно будет сообщено на базу. Полученная информация дает нам возможность очертить район дальнейшего поиска Кабана.

Отведав чай и черствую пахлаву, мы с Радом отправились в учтиво предоставленное в наше распоряжение пустующее помещение на последнем этаже штабного здания. Там Рад развернул аппаратуру и передал сообщение в Центр. В ответ нам велели сидеть тихо, не отсвечивать и ждать инструкций по эвакуации.

Ночь мы провели под аккомпанемент ленивых перестрелок — это не прицельная стрельба и не бой, а так, привычная музыка войны. Оружие на передовой должно стрелять, пусть даже и не по конкретной цели. Так что это аккорды привычные и даже успокаивающие, как морской прибой.

Утром Рад снова вышел на связь и получил инструкции из Центра. После чего мы попрощались с гостеприимными хозяевами. И начали на джипе выдвижение к зоне эвакуации.

Дело привычное. Сколько этих сирийских километров изъезжено, протоптано, исползано на брюхе. А сколько перемолото лопастями вертолетов. Не сосчитать. Пыль, жара, грунтовые дороги, терпкое ощущение опасности на языке, как вкус молодого вина. Как поется в старой афганской песне, переделанной Князем на наш лад:

Тут очень важно, чтобы не появилось ощущение привычности и обыденности. Я запрещаю себе и моим людям привыкать. Привычка — это потеря концентрации и расслабление. А опыт — это знание и умение. Поэтому передвигаемся по этой земле как в первый раз, везде ожидая подвоха.

Но подвоха никакого не было. В назначенное время мы вышли в точку. Минута в минуту зарокотали и выросли в бледно-синем небе вертолеты. Эвакуация была организована и продумана на высочайшем уровне.

Вот чего не отнимешь у занудливого педанта полковника Лукьяненко — так это способности предельно четко организовать мероприятия. Для него нет слова — не могу, не положено. Это такой таран, который любую стену пробьет. Поэтому я знаю, что с ним у меня всегда будет оптимальный маршрут отхода и винтокрылый борт, на который ступаешь, как на порог своего дома.

Командир экипажа «Ми‑8» объявил, что планы поменялись и мы держим курс не на базу Хмеймим, а на аэродром Сирийской армии, дислоцированный как можно ближе к месту дальнейшего поиска. Туда уже отправились офицер связи и технари. Эта новость радовала. Значит, мы действуем в режиме наибольшего благоприятствования.

«Ми‑8» оторвался от каменистой горной площадки, и я блаженно прикрыл глаза, прислонившись спиной к вибрирующему борту. Я один из немногих людей, кто может полностью расслабиться в вертушке. Несмотря на тряску, виражи, воздушные ямы и даже обстрелы, мне здесь комфортно. Я перехожу в другую стихию — стихию воздуха, над которой я не властен, и вручаю свою жизнь на милость экипажа и самого Господа. Здесь я не могу ничего, зато мне не нужно думать о снайперах и взрывах. Здесь я или умру, или доберусь целым до места назначения, и никакие мои навыки, умения не в силах на это повлиять. Поэтому я просто сладко задремал, в отличие от сидящего напротив меня Бека, который не любил воздушные машины и был страшно напряжен.