Заклятие Лусии де Реаль - Иван Головня

– Поняла, – кивает головой Мона.

– Тогда вперед!

Еще издали Эдвин замечает на палубе «Удачи» группу новых, незнакомых ему людей. «Должно быть, тоже пассажиры», – думает он, поднимаясь по сходням.

Один из незнакомцев, расфранченный, будто собрался по меньшей мере на званый ужин, толкует о чем-то в тени грот-мачты с размахивающим руками капитаном. Разумеется, это Вилли Рекс. Трое других – Авас, Бугель и Камбуз, – навалившись на фальшборт, курят и раз за разом плюют в воду, стараясь попасть в плавающую под бортом коробку от папирос. Увидя поднимающихся на борт Эдвина и Мону, они как по команде перестают плеваться и переключают свое внимание на девушку.

– Салюто, синьорина! – каркает Джино Росси. Затем, обращаясь к обоим, говорит: – Устраивайтесь. Есть даже свободная каюта. Могу предложить синьорине.

– Спасибо, капитан, – отзывается Эдвин. – Мы устроимся на палубе – ночи теперь теплые…

– Дело хозяйское, – не настаивает шкипер. Повернувшись к собеседнику, поясняет: – Тоже пассажиры. И тоже в Донго.

– В самом деле? – бесцеремонно разглядывая девушку, расплывается в делано радостной улыбке Рекс. – Какие приятные попутчики! А я боялся, что от скуки сойду с ума на этой посудине. А тут такая женщина!

Против ожидания Рекса, ни его неотразимая, как ему кажется, внешность, ни тем более его манера обращаться к незнакомым людям не производят на девушку ожидаемого впечатления. Нисколько не смущаясь, она спокойно и достаточно внятно отвечает:

– Если вы рассчитываете, что эта… «женщина» будет вас развлекать во время рейса, то должна вас огорчить – вы ошиблись. Для этого вам надо было нанять в цирке клоуна.

– Ну, вот… Мы сразу и обиделись! – щерится в игривой улыбке Рекс, демонстрируя полон рот золотых зубов. – Вы не так меня, миледи, поняли. Я хотел лишь сказать, что ваше присутствие на этом судне будет скрашивать наш скучный рейс. Не больше того.

Давая понять, что она не намерена продолжать этот беспредметный разговор, Мона поворачивается к Эдвину, берет его за руку, и они идут к противоположному борту.

– Ее сердце занято! – комментирует, ни к кому не обращаясь, Рекс.

– Неприятный тип, – удрученно качает головой Мона, усаживаясь на планшир фальшборта. – Из категории людей, которые считают, что они необыкновенно обаятельны и уже одним своим присутствием осчастливливают окружающих.

– Но ты оказалась черствой «женщиной», – копируя голос и тон Рекса, отзывается Эдвин, – и не смогла оценить свалившееся на тебя счастье.

– Не ерничай! – недовольно морщит нос расстроенная Мона. – Ничего смешного. От подобных бодрячков всегда следует ожидать каких-нибудь неприятностей. На собственном опыте знаю.

– Не обращай ты на него внимания! – успокаивает девушку Эдвин. – Не всегда же нам плыть с ними вместе, полдня как-нибудь потерпим…

Над головами, едва не касаясь волос красными лапками, носятся неугомонные чайки. Мона переключает свое внимание на птиц и вскоре успокаивается.

После полудня по палубе «Удачи» начинают бегать, отдавая швартовы, матросы. В чреве шхуны, несколько раз осторожно чихнув, просыпается двигатель. Мелко задрожав, судно не спеша отходит от причала и направляется к выходу из бухты.

На ее середине шхуна проходит под нависшей над ней гигантской белой тушей стоящего на якоре теплохода, от которого пахнуло нагретым железом и масляной краской. Множество солнечных бликов беспорядочно мельтешат по уходящему к небу борту.

Задрав голову и прикрыв глаза от солнца ладонью, Мона зачарованно смотрит вверх. Ее поражает непривычный ракурс, легкое головокружение усиливает впечатление несоизмеримости теплохода и шхуны.

– Издали посмотришь – вроде бы не такое уж и большое судно, – не оборачиваясь, говорит девушка Эдвину, – а снизу вблизи вон какой махиной кажется…

В это время высоко вверху появляется, склонившись над фальшбортом, загорелый молодой человек с симпатичными черными усиками, одетый во все белое. Увидев глядящую на него из-под руки девушку, молодой человек выкрикивает:

– Куда, красавица, путь держим?

– За горизонт! Новые земли открывать! – отвечает Мона.

– А что, разве есть еще неоткрытые земли?

– Раз мы плывем открывать, значит, есть!

– И в самом деле… – спохватывается молодой человек в белом. – Как я сам до этого не додумался? В таком случае мой привет аборигенам! И если подвернется подходящий безымянный островок, назовите его моим именем. Меня зовут Джоном Греем. Слышите? Джон Грей!

– Уж не тот ли вы Джон Грей-повеса, что «силою Геркулеса и стройный, как Дон Жуан»?

– А разве не видно? Он самый! – отвечает молодой человек, и неожиданно над бухтой взвивается его звонкий голос:

Пейте вино, для всех тут хватит!

Джон Грей за всех заплатит!

Джон Грей всегда богат…

– Но сегодня я небогат. И потому я здесь, – молодой человек хлопает ладонями по планширу. – Но недалек тот час, когда вы услышите обо мне новые песни. Счастливого пути!

Последние слова молодого человека долетают уже издали – за это время шхуна успела обогнуть теплоход и теперь направляется к выходу из бухты.

– Неужели это действительно он, Джон Грей? Жаль, что я не успела спросить его о крошке Рите, – находясь под впечатлением этой мимолетной встречи, задумчиво произносит Мона. – Одно время песня о Джоне Грее была самой любимой моей песней:

В Морионский порт торговый

Прибыл корабль новый.

Привез он песню из Аргентины.

Песенка та чудесна,

Мотив ее известен,

«Джон Грей» зовут ее…

– О! Так мы еще и поем? – слышится сзади приторно-сладкий голос Вилли Рекса.

– И поем, и пляшем! – с вызовом отвечает Мона. – Вам что больше нравится?

– Нам? – расплывается в слащавой улыбке Рекс. – Нам нравится и то, и другое. Мы ценим искусство. Но лучше пойте дальше.

– Как-нибудь в другой раз, – сухо роняет девушка.

– Ну что ж, в другой так в другой. Нам спешить некуда, – кокетливо поведя глазами, соглашается Рекс и, по-женски виляя задом, удаляется.

Когда шхуна, миновав узкий, как горлышко бутылки, проход, оказывается в открытом море, на ней поднимают паруса и глушат двигатель. И сразу наступает непривычная тишина. Шхуна по-прежнему стремительно несется, подгоняемая попутным ветром, вперед, но теперь слышны только плеск зыби о форштевень да легкое, будто отдаленное гудение ветра в парусах. Такое впечатление, что судно вдруг очутилось в каком-то ином, необычном мире, где нет железа и моторов, где нет шума, лязга, гудения, где совсем другие законы движения, где даже жизнь иная – неторопливая, спокойная, созерцательная.