На изломе - Андрей Мигулин

Сигарета, зажатая между пальцами, догорела как-то быстро и больно ужалила Андрей. Он, вздрогнув, дёрнул рукой, стряхивая жалящий огонёк, очнулся от своих дум. Огляделся вокруг, затем, взяв сумку на плечо, встал. Принимая решение, замер на несколько секунд и решительно зашагал к наземному переходу через рельсы. Перейдя железную дорогу, он вошёл в городской парк, который начинался практически сразу за железнодорожной насыпью. Он решил пройтись пешком, так сказать, по местам далекой юности, да и вообще, посмотреть на знакомый город воочию, сравнить, что было и что стало. И первое, что он вспомнил, войдя туда, что когда-то давно он здесь гулял с мамой и папой, приехав вместе в отпуск к бабушке. Огромный, по меркам того маленького мальчика, парк как-то съёжился, катастрофически уменьшившись в размерах. Огромные ели стали простыми ёлками, широкие аллеи превратились в небольшие асфальтовые дорожки, а огромная танцплощадка оказалась маленьким, огороженным ветхими деревянными решётками пятачком, на воротах которого висел навесной давно заржавевший замок. Да и дорога через сам парк, казавшаяся когда-то бесконечной, очень быстро закончилась, выскочив неожиданно на окраину футбольного поля в конце парка. На поле, судя по траве, что росла выше пояса, уже не играли последние лет пять. Метрах в ста от поля стоял городской кинотеатр «Победа», куда в те далекие дни приходили жители города, чтобы посмотреть какой-нибудь новый художественный фильм. А в данное время кинотеатр смотрел на мир слепыми глазами окон, заколоченных кусками фанеры вместо выбитых стекол. Стены его обветшали, местами осыпалась штукатурка, а на входных дверях висел замок побольше и более заржавленный, чем на танцплощадке.

«Да, – иронично подумалось Андрею, – культурно народ здесь не проводил время уже лет шестьсот».

Завернув за угол кинотеатра, он вышел на дорогу и ахнул. Кинотеатр стоял на холмистой возвышенности, и неожиданно резкий, стремительно уходящий вниз склон начинался метрах в трёх от края дороги, как бы раскрывая всё великолепие раскинувшейся под его ногами панорамы. Перед глазами открывался изумительный вид на заливную пойму реки, пробегавшей по дну низины. Живописные жёлто-зелёные берега, стремительными наклонами сбегавшие к реке. Заливные лужки и поляны по краям реки, которые в период половодья скрывались под толщею воды, а летом служили дивными зелёными пляжами. Расположившиеся на дальнем берегу, прямо над рекой, разноцветные домики и река, что, пробегая под мостом, который связывал два берега этой низины, неспешно неся свои жёлто-коричневые воды, скрывалась за поворотом. Всё это создавало такое ощущение пространства, красоты и величия природы, что захватывало дух. А видневшиеся поодаль красные корпуса бывшего завода «Восстание» и его высоченная водонапорная башня нисколько не портили картину, а только дополняли характерными грязно-красными мазками. Эта была одна из тех жизненных картинок, которые врезаются в память навсегда ещё в детстве и прячутся в уголках нашей многоуровневой памяти до поры до времени, чтобы выскочить в неожиданный для нас момент и вновь поразить своим величием. Вода у реки имела характерный коричневый цвет из-за торфа, который в изобилии имелся в новгородских землях. Но эта вода была чистой. Жёлтого оттенка на белье не оставалось, и её можно было пить. Река носила старинное русское название Киресть, впадала она в конце своего пути в величественный Волхов, на берегах которого покоился Господин Великий Новгород. Как утверждают старожилы, не так давно, лет тридцать назад, эта река была судоходная, но потом дно заилилось, забилось прибрежными песками и землями. В самом глубоком месте капитану Минину теперь было бы по подбородок. Полюбовавшись немного на вид, распростёршийся у него под ногами, Андрей двинулся дальше. До дома, где жила мама, было ещё десять минут хода. Дорога шла по берегу реки, выводя его к главному корпусу завода. Здесь он задержался, его память отчетливо подсказывала, что перед проходной на завод, на небольшой площадке, где была конечная остановка автобусного маршрута № 2 «Город – Завод «Восстание»», находился небольшой мемориальный памятник. На плитах этого памятника золотыми буквами были высечены имена заводчан, ушедших на фронт Великой Отечественной войны и не вернувшихся оттуда. А белая мраморная стела горела своей золотой маковкой в солнечные дни. Но памятника не было, как не было и автобусной остановки. На асфальтовой ровной площадке стояли в ряд большегрузные фуры с иностранными номерами.

– Послушайте. Извините, пожалуйста, – обратился Андрей к пробегавшей мимо в рабочей спецовке женщине.

Та остановилась и с интересом взглянула на него.

– Тут, помнится, памятник стоял на площади, а куда он делся? Или я что-то путаю?

– Да нет, милый, не путаешь, – затараторила в ответ женщина, – когда немцы завод выкупили, сразу потребовали, чтобы памятник убрали, для того чтобы сделать перед заводом площадку для ожидающих погрузки машин. Вот и убрали, перенесли к другому монументу.

– А вы что же не возмутились?

– Да возмущались, а толку. Кто нас послушает.

Женщина, махнув рукой, поспешила дальше. Но сделав пару шагов, остановилась. И повернувшись, спросила:

– А вы случаем не Гали Назаровой племянник?

– Случаем да! – ответил капитан Минин.

И женщина, удовлетворив своё любопытство, пошла дальше по своим делам.

Андрей шёл по одноимённой с заводом улице, в его голове билась почему-то именно эта сформировавшаяся фраза: «Эти фашисты до сих пор нам мстят, выхолащивают память из народа. Сносят памятники по своему усмотрению. И куда только власть смотрит?! Только на деньги, очевидно». Он прошёл ещё метров триста, свернул вправо, на перпендикулярную улицу с милым названием «Красные зори».

Здесь, в конце улицы, и стоял тёткин дом, где сейчас проживала мама. Вот показалась крыша дома, стены. Андрей уже миновал старый колодец, к которому когда-то ходил по воду, будучи у бабушки на каникулах, и прошёл было мимо, но нежданно для себя остановился. Развернулся, подошёл к колодцу, нагнулся, вглядываясь вниз.

– Э-о-о! – выдохнул он в глубину колодца.

– О-э-э! – гулкое эхо загудело в ответ, растворяясь в тёмных бликах воды на дне колодца, посылая в ответ ароматную волну запаха свежей колодезной воды. Сердце застучало сильнее, комок волнения подкатил к горлу. Столько разнообразных эмоций нахлынуло на Андрей и воспоминаний, что он даже растерялся. Минин выпрямился. Окна его дома выходили на дорогу, поэтому все проходящие мимо попадали под вездесущий тётушкин глаз.

«Сейчас заметят, – подумал он, продолжая идти по улице, – сюрприза не будет».

Так и вышло. Когда до дома оставалось метров десять, дверь распахнулась, и на крыльцо выбежала мама. Она распростерла руки как большая птица свои крылья, открывая свои объятия единственному сыну, и улыбалась, а по её щекам скатывались блестящие капельки слезинок. Андрей, перейдя на быстрый шаг, влетел на крыльцо. Он обнял маму крепко-крепко и, осыпаемый её поцелуями, оторвал её от земли, медленно закружился вокруг своей оси. Затем осторожно поставил на крыльцо и, поцеловав, в ответ сказал:

– Мам, пойдём в дом. Холодно. Да и вон бабульки уже все в окнах торчат.