На изломе - Андрей Мигулин

И точно, в окнах близстоящих домов виднелись головы любопытствующих соседок. Они вошли в дом.

В полумраке огромных сеней в целях экономии тускло горела одна сорокаваттная лампочка, вкрученная в допотопный электрический патрон. Первое, что бросилось в глаза в этой полутьме Андрею, это секретер и платяной шкаф, стоящие в проходе, а также большое количество картонных коробок, расставленные во всех свободных местах.

– Мама, это что? – спросил он, понимая всю глупость вопроса.

– Это, сынок, наши вещи. В комнатах не поместились, пришлось здесь разместить, – ответила мама.

Вдруг почему-то Андрею стало так обидно за эти шкафы и коробки, за то, что им не хватило места под тёплой крышей, за то, что они теперь мёрзнут в холодных сенях. Он, промолчав, стиснул зубы, быстренько проходя за мамой вслед, вовнутрь дома.

А там ждала уже любимая из тётушек, тётя Галя, от которой он тоже получил свою порцию поцелуев и восторженных слов.

Потом были встречные хлопоты, вручение привезённых подарков, разговоры, вопросы, рассказы о своём житие-бытие. Всё было мило и складно, как бывает, когда происходит встреча близких и любимых родственников. И только один мамин рассказ всё поставил на свои места, вернув на место чувство вины, которое уже потихоньку начинало улетучиваться. Это рассказ мамы о том, с какими трудностями и лишениями ей пришлось покинуть своё нажитое место. Как издевались над ней местные таможенники при выезде из Узбекистана, как заставили выгрузить весь контейнер до последнего узелка для досмотра, откровенно намекая на взятку. И как наплевательски отнеслись к ней власти по приезде в родной город, убивая её своим равнодушием и безразличием. Всё это вызвало в нём ярость и негодование на всё и на всех, да такую, что, попадись кто-нибудь сейчас из тех, о ком рассказала мама, ему под руку, реанимацией бы дело не ограничилось. Этот рассказ отложился тяжёлым осадком в сердце Андрея.

Затем приехала его двоюродная сестра, Люба. Тема разговора сменилась сама собой, переходя на бытовой – родственный уровень, на повседневную жизнь и повседневные хлопоты. Люба была старше Андрея на девять лет. Всегда в далёком детстве и юношестве она пыталась играть с ним роль строгой и заботливой наставницы. Даже сейчас, когда мальчик Андрюша по прошествии времени превратился в капитана Минина, Люба всё равно периодически сбивалась на строгий наставнический тон, пытаясь поучать его. Но теперь эта её привычка только забавляла его. Ему было просто хорошо в кругу родных и близких ему людей. Он давно уже не испытывал такого ощущения умиротворенности, успокоенности и внутренней защищённости. Служба, армия, война внутри страны, которая то вспыхивала, то затухала, теперь это всё казалось было где-то там, далеко за стенами этого старого деревянного, но очень уютного дома, где в дровяной кухонной плите так по-домашнему потрескивали берёзовые поленья.

«Жаль только, что мы сейчас не дома, в Красногорске», – неожиданно подумалось Андрею.

И чувство умиротворённости неожиданно пропало, и почему-то тягуче засосало под ложечкой, появилась нервная и возбуждающая обострённость, участился пульс, и какие-то непонятные импульсы встряхивали его изнутри с учащающейся регулярностью. Такие ощущения у Минина первый раз были в далёком 1986 году, в горах Афганистана, когда ему, сержанту срочной службы, было приказано снять, не поднимая шума, «духа», стоявшего в охранении. Он явственно помнил, как подрагивал нож в его руке от этих внутренних импульсов. Как он прыгнул на спину этого «духа», зажимая ему ладонью нос и рот, яростно полосуя его глотку, хруст под лезвием ножа, тёплую струю, ударившую по рукам, вязкую липкость чужой крови. С тех пор такое состояние всегда возникало в минуты опасности и тревоги, правда, со временем оно стало контролируемым. Но не сегодня.

Андрей посмотрел на руки, они дрожали. Не понимая причины напавшего на него беспокойства, Минин взял со стола бутылку водки и налил себе полстакана. Выпил. Прозрачная жидкость, согревая внутренности, расплылась по телу…

«Нет, не отпускает».

Налил ещё. Выпил.

«Нет. Не то».

– Ну, вы пока беседуйте, а я пойду покурю, – сказал Андрей маме и вышел из комнаты.

Выйдя в сени, он закурил. Когда глаза попривыкли к тусклому свету, Андрей осмотрелся. Слева от него на расстоянии вытянутой руки стоял секретер. Такой комбинированный шкаф с двумя застеклёнными полками для книг вверху, центральным большим ящиком с закрытой горизонтальной дверцей, которая откидывалась вниз, на специальных пружинившихся устройствах, превращаясь в столешницу с двумя внутренними выдвижными ящиками и ещё одним большим стационарным ящиком внизу. Этот секретер исполнял роль ученической парты для Андрея во времена его учебы в школе. За этим секретером он делал уроки начиная с класса так с 6-го.

Придвинув табуретку, стоявшую тут же в сенях, к секретеру, Андрей сел, открыл фиксирующие крышку стола замки, откинул крышку и привычно положил свои руки на стол. Знакомо-забытая картина его рабочего стола открылась перед ним, вертикальные и горизонтальные полочки для книг и тетрадей, два маленьких выдвижных ящичка перед глазами. На нижнем ящике красовалась его же рукой увеличенная, написанная шариковой ручкой детская роспись. Она состояла из полной фамилии и незамысловатого хвостика на последней букве Н. А на верхнем ящичке большими буквами, насколько позволяли размеры ящика, той же шариковой ручкой крупно было написано «МИ-11». Так его звали в школьной баскетбольной команде за умение зависать, как вертолет в воздухе, во время броска по кольцу, а номер – это номер на его игровой майке.

Внутри стола лежали какие-то бумаги, книжки, квитанции, старые ручки, карандаши и масса мелких, ничего не значащих для Андрея предметов. Он протянул руку, выдвинул верхний ящичек и увидел коричневую обложку альбома.

«Это альбом для значков, – сразу узнал Андрей, – постой, я же все значки раздарил малышам после окончания 10-го класса. И что там сейчас?»

Он достал альбом, открыл первую страницу и увидел какой-то серо-голубоватый листок. Крутанувшись на табурете к свету, Андрей вгляделся внимательно и прочитал:

«Диплом. Награждается ученик 4 «б» класса Минин Андрей, занявший третье место в первенстве школы № 8 п. Красногорск по баскетболу среди 4–5-х классов».

«Да это же моя первая спортивная награда», – вдруг понял он, и по спине как будто пробежал огромный муравейник, вызывая холодящую дрожь.

Он взял грамоту в руку, поднося её к свету, чтобы рассмотреть поближе, и вдруг заметил, как из альбома выпал маленький белый квадратик. Подняв с пола этот белый квадратик, Минин тоже поднёс его поближе к свету, вгляделся, и неожиданно защипало в глазах. С фотокарточки на него смотрел он сам, шестилетний первоклассник, рыжий, конопатый и ушастый.

«Неужели это я?! – только и смог подумать Андрей. – Такой смешной и милый мальчишка превратился в жесткого Железного солдатика».

Что-то мокрое и прохладное скользнуло по щеке. Вздрогнув, Андрей дотронулся до этого места пальцами руки, это был след от слезы. И устыдившись такого проявления слабости, он быстро стёр его со щеки, вновь присаживаясь за свой секретер. В бывшем альбоме для значков находились все его спортивные грамоты и дипломы, которые пощадило время и переезды. Он листал страницы, вчитываясь в расплывающиеся строчки букв, набитых на печатной машинке. Как-то сразу вспоминалось, где, когда и на каких соревнованиях были получены эти награды. Он так увлекся, что даже не слышал, как в сени вышла мама.