Уходили из дома. Дневник хиппи - Геннадий Авраменко

Утром легкая головная боль и ощущение конкретного недосыпа. Перекусив, мы собрались и отправились на Слетную поляну на речке Малая Хостинка. Без бабушки, конечно.

Как оказалось, это недалеко от тех мест, где мы с Ренаткой успешно падали с горы в прошлом году.

Забавная тогда история вышла.

...Позвонила мне в апреле, на Пасху, Ренатка и говорит:

— Ринго, прощай. Я поехала на Кавказ.

— Дура, что ль, — говорю политически подкованный я. — Там же эскалация военного конфликта в Абхазии. Война, проще говоря!

— Фигня, — отвечает, — война, главное — маневры! Прорвусь как-нибудь. Уж больно в горы хочется. Поеду стопом, там на месте разберусь.

На все разумные доводы о том, что ее на трассе одну убьют и изнасилуют, а если нет, то на войне уж стопудово, Рената отвечала односложно: «Прорвемся». Тут-то и стал ясен смысл ее пасхального звонка. Рената искала компаньона, и этим компаньоном, даже против своей воли, был я. Отпустить небольшого ребенка, каковым и являлась авантюристка Рената, одну я, естественно, не мог. Внутренний голос тут же привел доводы, что можно еще заехать в Харьков и поискать там сгинувшую Катю Кулябко — Котенка Гав. С Катькой была вообще темная история. Она пропала. Жила-была — и пропала. Так как мы хорошо дружили, мне звонили в истерике ее мать, отец, Немет, еще какие-то люди, но я решительно не знал, куда она могла запропаститься. Разведка доложила, что в последние дни Катейку видели с косматым чудовищем из Харькова по имени Солидол. Я нарыл на тусовке под видом поиска вписки его адрес. Накануне отъезда мне позвонил какой-то человек, который представился Феликсом и, расспросив, как дела, стал выпытывать, где Катя. Я не сразу понял, что это за тип, и только спустя какое-то время узнал, что это был нанятый Катькиными родичами частный детектив. Но так как ни одного Феликса, кроме скрипача Лахути, я не знал, типа этого отправил подальше. А сам думал, как бы вытащить Катьку из Харькова, где она предается разврату с Солидолом, в чем я ни на секунду не сомневался.

Полночи я долбил по правой руке ложкой и вскоре приобрел довольно-таки внушительный синяк. Утром мы с Ренаткой сходили в Пироговку в травмпункт, но справку о моей безусловной нетрудоспособности мне выдать отказались. Пришлось уезжать с перспективой вылететь из училища за прогулы и практически нерабочей кистью руки. Мама, которой я позвонил и заявил, что уезжаю на Кавказ, расплакалась и сказала, чтоб домой я даже не возвращался. Ренаткина затея грозила обернуться для меня серьезным жизненным крахом.

По трассе мы мигом, уже к ночи, долетели до Харькова. Проехались в метро до проспекта Гагарина, без труда нашли улицу Кирова, а там и квартиру Солидола. Дверь открыла Котенок Гав.

Ночью, под Pink Floyd, эти бездушные сволочи занимались любовью, резонно предполагая, что мы с Ренаткой парочка, но ведь это было не так! Все происходило в одной комнате, и мучились мы, лежа на полу, страшно. Я даже в какой-то момент малодушно предложил Ренатке заняться тем же самым, потому как невыносимо.

— Я бы с радостью, — грустно ответила Ренатка. — Но дело в том, что я еще... ну...

Учитывая, что Ренатке тогда было лет пятнадцать, ничего удивительного.

С тех пор при звуках этой музыки мы еще долго вздрагивали и говорили хором: «Ненавижу “Пинк Флойд”!»

Долгие переговоры с Катей, потом с ее родителями, потом снова с Катей привели к позитивному результату. Она к тому времени задолбалась сидеть в голодном Харькове, а ее зажиточная мама уже готова была принять дочь в дом даже с неприятным довеском в виде Солидола.

После того как спасательную миссию по возвращению рыжей бестии в лоно семьи мы выполнили, я робко поинтересовался, не пропало ли у Ренаты желание ехать на Кавказ. Не пропало. И мы поехали дальше. Проезжая Ростов-на-Дону, из окна «КамАЗа» мы увидели бронетранспортеры. Ренату это зрелище сломило, и она согласилась на войну не ездить. А узнав, что у меня в Хосте бабушка, согласилась остановиться у нее, сходить погулять в горы и поехать назад в Москву.

Бабушка, не видевшая меня года три, даже не узнала сначала. Потом решила, что мы с подружкой сбежали из дома и вскоре у нее будут внуки. А потом Рената сперепугу помыла голову моим кремом для бритья и, с превеликим трудом этот крем смыв, с интересом слушала бабушкины рассуждения о коммунистической морали, падении нравов нынешней молодежи и предателе Горбачеве.

Утром мы, попрощавшись, пошли в горы. Так как из ближайших гор мне хорошо знакома была только Самшитовая роща, которая казалась мне этакой карманной горой, мы туда и пошли. Ну в самом деле, не на Красную же Поляну переться? К тому же эту гору я выдал Ренате за один из высочайших кавказских хребтов и вести ее старался наиболее трудными путями, минуя официально проложенные асфальтовые дорожки.

Гуляли мы долго, вдумчиво осматривали древние стволы самшита, а когда я робко намекнул, что пора бы и на вокзал, случилась буря. Рената сказала, что это не гора, а говно, и так как я ее фактически обманул, мы должны провести с ней ночь на соседней горе. Пришлось скрепя сердце подчиниться. И мы начали спуск. Прямо там, где стояли, и начали спускаться. То, что сверху казалось несложным, на деле оказалось непреодолимым. Несколько раз мы застревали, подумывали о том, как бы позвать на помощь. Пару раз падали, хватаясь за хрупкие стволы самшита, которые с треском ломались под тяжестью даже наших тщедушных тел.

Но спустились с грехом пополам. Переправились через горную речку и полезли вверх, на соседнюю гору. Подниматься всегда проще, но не по осыпающемуся склону, который достался нам! К ночи доползли до вершины, если верхнюю точку этих гор вообще можно называть вершинами. Силы там и иссякли. Набрали мы дров, разожгли костер. И вот тут-то и выяснилось самое неприятное. Оказалось, что ночи в Краснодарском крае в апреле не то чтобы не очень теплые. Они невыносимо холодные! А у нас нет ни одеял, ничего, кроме одежды, на нас надетой! Почуяв легкую добычу, в кустах забегали животные, судя по звукам, большие и страшные. Неподалеку завыли шакалы и заухали совы. Стуча зубами то ли от ужаса, то ли от холода, мы съежились у костра. Я — проклиная Ренатку, Ренатка — проклиная себя. Периодически мне приходилось идти за новой порцией дров, что не так-то просто, когда нет фонарика.

В общем, как только забрезжил рассвет, промерзшие мы вышли на дорогу, которая оказалась всего метрах в ста от нашей стоянки, и добрались до поселка, а там и до вокзала. К бабушке идти не позволил банальный стыд за свое идиотское поведение.

Испытание так на нас подействовало, что мы купили билеты прямо до Ростова-на-Дону и бухнулись спать. Проснувшись, мы обнаружили внимательно изучавших нас армян. В общем-то дружелюбные, через час после знакомства они стали предлагать мне деньги. Я даже не сразу понял, за что. За Ренатку! Естественно, я отказывался! Признаться, когда цена дошла до двух тысяч рублей, я на секунду засомневался — ведь ровнехонько две штуки стоили тогда новенькие барабаны «Амати». Ренатка с неподдельным ужасом на лице наблюдала за собственной продажей с верхней полки. Отстали армяне внезапно. Я начал понимать, что шутка затянулась, стал сердиться и гнуть двумя пальцами пробки из-под пива. Это отчего-то сильно потрясло армян, и они отстали.