Любимая игрушка Создателя - Инна Бачинская

Лара подумала тогда, что она тоже развесила уши… От романа осталась обида и недоумение. Ей казалось, все смеются над ней. Она, как улитка, втянула голову еще глубже в раковину и затаилась там, пережидая боль. Что свойственно улитке, противопоказано человеку. Лара не была улиткой, но голову втянула и затаилась, все более утверждаясь в мысли, что такая уж у нее судьба и… нечего тут. Нечего тут!

С чувством облегчения она дождалась окончания вуза, сдала последний экзамен бывшему любовнику, раздобревшему на семейных харчах, и закрылась в деревне.

Отец и бабушка скинулись и купили ей дом в пригороде, несмотря на возражения матери, считавшей, что дочка окончательно похоронит себя в деревне. Бабушке пришлось продать кое-что из своих украшений. Лара заплакала, когда они торжественно привезли ее в Посадовку на собственную «фазенду»…

Лара была счастлива, окунувшись в самостоятельную жизнь. Ее цветы получали премии на выставках, необыкновенная роза персикового цвета, названная «Нина» в честь бабушки, получила поощрительный приз в Австрии, в Зальцбурге, на ежегодном цветочном шоу. Нина Викентьевна очень гордилась розой имени себя и носила ее фотографию в сумочке, как другие носят фотографии внуков, показывая всем желающим. В этом проявлялся ее здоровый эгоизм. Она же помогла Ларе с клиентами – за ее цветами стояла очередь. И познакомила с модным ландшафт-архитектором Борисом Вершининым, который был нарасхват у нуворишей.

Лара чувствовала растения. И испытывала истинное наслаждение, копаясь в грядках, рассаживая и пересаживая цветы, укрывая пленкой от заморозков ранние сорта. Она, можно сказать, знала их по именам. У нее в руках была сила, которая передавалась растениям. А может, все было наоборот – это они передавали ей свою силу. Между ними было полное взаимопонимание. Самые капризные расцветали в ее саду. В «райском саду», как сказал Андрей.

Ева из райского сада…

…Бережа, Андреев подарок, стоял перед ней на столе, нелепый, изломанный, смотрел загадочно выпуклыми черными глазками из стеклышек, словно хотел сказать: не грусти, еще не вечер. Она потрогала его корявые руки, сложенные на посохе, и спросила:

– Это ты его увел?

Он ушел, и теперь с ним ничего не случится, вдруг подумала она. Как с тем погибшим мальчиком. Преподаватель Олег Петрович тоже ее бросил и женился. Теперь вполне счастлив, с ним тоже ничего не случилось. Ее судьба не переплелась с их судьбами…

Около пяти утра Юлий Величко добрался наконец до дома. Ночь он провел с друзьями, по кабакам. Но радости тусовка ему не доставила. Чего-то не хватало, что-то ушло. Более того, его мутило от пьяного визга девок, пьяного трепа корешей, запахов еды. Из очередного ресторана он ушел не прощаясь.

Стараясь не шуметь, он открыл дверь, сбросил пальто, разулся. Пошел на цыпочках в ванную. Он и сам не знал, почему старается не шуметь. Долго с отвращением всматривался в зеркало, отражавшее небритую мятую физиономию с опухшими глазами. Длинные полуседые патлы неопрятно лежали на плечах. Он потрогал свои перезревшие щеки в красных прожилках, вялый подбородок. Нахмурился, сделал значительное лицо. Всматривался в себя, как в чужого, и думал уже в который раз: почему красивые юношеские лица превращаются в старости в обрюзгшие бабьи морды?

Марго спала в его постели. Он осторожно сел на край кровати, не зажигая света, на ощупь достал из тумбочки трубочку со снотворным. Удивительно, голова была ясной, и он прекрасно сознавал, что делает. Он стал глотать таблетки одну за другой. Их было девятнадцать, и все он, давясь, проглотил. Пожалел, что не догадался принести из кухни воды.

Марго лежала на спине, раскинув руки, дышала легко. Юлий осторожно прилег рядом, стараясь не потревожить ее, закрыл глаза и стал ждать смерти. Ему было интересно, как это происходит. Я усну, думал он, и не проснусь. Вообще, ничего страшного, сон – это маленькая смерть. Каждый из нас умирает маленькой смертью тысячи раз, и ничего. Хотя никто не может быть уверен, что проснется утром. На этот раз смерть будет большой. Летальный исход. Интересно, что значит «летальный»? Переход через Лету? Утром я не проснусь, так как буду уже далеко.

Тут ему пришло в голову, что утро уже наступило – в комнате стояли серые утренние сумерки. Он усмехнулся…

* * *

Сеанс закончился. Карл Мессир, уставший, побледневший, раскланивался, прижав руки к груди. Посылал воздушные поцелуи. Народ не желал расходиться, хлопал, стоя. Алена приседала в реверансах, обезьянка Ники верещала – ей передалось возбуждение зала. Данило Галицкий стоял, сложив руки на груди, гордо смотря поверх голов, чувствуя себя выше толпы. С приятностию думая о том, что Сократ уже накрыл на стол, пивко в холодильнике и завтра – выходной. Можно смотаться на пляж, принять солнечную ванну. Если вода не очень холодная, то и искупаться.

Карл Мессир переодевался. Сократ осторожно вешал фрак и сорочку на вешалку, укладывал бабочку в специальную коробочку. Данило, которому не нужно было переодеваться, нетерпеливо мерил шагами вестибюль клуба. В дверь гримерной постучали. «Войдите!» – закричал фокусник. Дверь отворилась, и неизвестный вошел в комнату. Был это мужчина средних лет и приятной наружности.

– Извините, бога ради! – вскричал мужчина, кланяясь немного суетливо. – Позвольте отрекомендоваться. Борис Микулин, художник-оформитель. Представитель местной богемы, так сказать. Из родственного цеха. Человек искусства, как и вы, господин Мессир.

– Чем могу? – спросил удивленный фокусник.

– Извините, что я так с лету. Был на сеансе. Просто поразительно, честное слово. Ничего подобного… ну, я и подумал… Мне нужно ваше лицо, одним словом.

Озадаченный Карл молча смотрел на посетителя.

– Позвольте с самого начала, – сказал гость торопливо. – Я расписываю фойе нашего ТЮЗа, знаете, что-то в духе Гарри Поттера, время требует, так сказать, все как с ума посходили. Мне нужен… э-э-э… главный маг и колдун. Когда я увидел вас… – он умоляюще прижал руки к груди, – я подумал, что вы… как нельзя более подходите, честное слово! Только одежду другую надо, мантию, там, кружевной воротник… Можно черный колпак, такой, знаете… – Он показал руками, какой именно должен быть колпак.

– Даже не знаю… – произнес неуверенно фокусник.

– Ради бога, не отказывайте мне! – воскликнул художник.

– Разве я похож на колдуна? – спросил Карл Мессир, слегка кокетничая.

– Похожи! У вас такие глаза… На доброго колдуна, – спохватился художник. – Я бы даже сказал, что вам не хватает… чертовщинки! Но я добавлю, вот увидите!

– А что такое, по-вашему, чертовщинка?

– Ну, если бы вы заставили меня сделать что-нибудь… этакое! Например… – Художник улыбнулся, давая понять, что шутит. – Например, взять эту кружку и раздавить…

Он взял со стола толстую керамическую кружку, сжал в правой руке. Карл смотрел на него в упор. Глаза его потемнели, бледное лицо стало совсем белым. Сократ кашлянул. Художник с изумлением смотрел на свои пальцы, сжимающие кружку. Он почувствовал боль, попытался разлепить пальцы, но не смог. И вдруг кружка издала громкий треск и распалась на две половины. Художник помотал рукой в воздухе и взглянул на Карла.